Юрий Молчан - Вий. Рассказы о вирт-реальности

Голыщенко съехал на обочину, и под колесами шумно заскрипел гравий.

— Черт, я же хотел съездить в сервис еще неделю назад, — проговорил он с досадой, вытягивая на себя ручку открывания капота.

Он вышел в темноту, а когда вернулся, то посмотрел на друзей расстроено.

— Аккумулятор сдох, коллеги, — его траурным голосом можно было рыть братскую могилу жертвам репрессий. — Ниче не понимаю, он же был заряжен. Дайте кто-нибудь телефон, я вызову техпомощь.

iPhone у Петра украли вчера в метро, купить новый телефон он не успел.

Илья развел руками.

— У меня минус на счете. Щас попробую кинуть гудок брату. Перенаберет.

Он нажал комбинацию клавиш и стал ждать. Ответа не последовало ни через две, ни через пять минут.

— Лешка, наверное, дрыхнет, — буркнул он.

Хома сунул руку в карман, доставая смартфон. Нажал на кнопку. Дисплей оставался черным.

— Ё-мое. Кажись, разрядился.

— Блин, — высказался Панчинков. — Мы от Москвы далеко?

— До столицы сто кэмэ с хвостиком, — буркнул Голыщенко. — Говорил же, давайте останемся. Там девчонки, пиво. Хоть эти телки и тупые, но все-таки постель и крыша.

— Постель с тупыми телками без коротких юбок, — прокомментировал Илья саркастически.

— Все лучше, чем торчать посреди ночи на трассе, — скривился в ответ Голыщенко. — Спасибо, хоть на дворе июнь, а не январь.

Петр еще раз вышел, было слышно, как с тяжелым звуком закрылся капот. Затем он снова просунул голову в салон поверх опущенного стекла.

— Ну и че делать будем? — спросил Панчинков. — Голыш, Хома?

— Пошли искать какой-нибудь дом с телефоном, — ответил Хомский, открывая дверцу. Сонливости в его голосе не осталось, только раздражение.

Оставив пустую дорогу за спиной, они втроем направились к паре горящих вдалеке огоньков — в одиноком доме светятся окна. Ветер доносит запах воды, где-то недалеко лает пес. Гавкает громко и остервенело.

— Ватсон! — простонал Панчинков театрально. — Что это?

— Холмс, так воет собака Баскервилей, когда ищет свою жертву! — ответил он немного другим, более уверенным голосом. В университете Илья играл в студенческом театре.

Потом добавил:

— Из кустов выходит Бэрримор с тарелкой и говорит: «Овсянка, сээр».

Хома и Голыщенко промолчали. Потом Хомский проворчал:

— Иди ты со своими шуточками. Проводить ночь на трассе мне как-то не улыбается.

Панчинкова же сложившаяся ситуация, судя по всему, веселила.

— Ладно вам, ребята, — сказал он ободряюще, — не вешайте носы. Потом будет, о чем рассказать.

— Тебе все равно, где ночевать, на кровати или на земле, — отозвался Голыщенко. — А нам нет. Хоть анекдоты бородатые не трави. Че-нибудь новенькое бы рассказал.

Илья пожал плечами, бросил обиженно:

— Если бы кое-кто не зажмотился кинуть монету на платной дороге, а не поехал в объезд, мы бы сейчас были не в глуши, а тормознули бы проезжающий мимо автомобиль. Кто-нибудь бы да остановился.

Голыщенко развел руками.

— Я ж срезать хотел. Деньги не при чем.

Хома промолчал, глядя на темный пустырь вокруг да огонек окон домика, который с каждым шагом все ближе.

Освещенные окна приблизились настолько, что в темноте стал четко виден одинокий ветхий домик. Хомский много повидал таких, когда ездил из Москвы в Воронеж к родственникам. Живут в таких домах старики и кормятся огородом да выводят свиней.

— Странный какой-то дом, — пробормотал Голыщенко.

Лай усилился, превратился в злобно-испуганный.

— Где же этот чертов пес? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Дать бы ему кирпичом по башке, чтоб заткнулся.

Лай внезапно стих, и все трое услышали, как собака заскулила.

— Что там с этой зверюгой? — поинтересовался Панчик с сарказмом. — Клизму ей что ли поставили?

Хома с Голыщенко заржали, как кони.

— Тебе бы сейчас клизму, — сказал Петр, закашлявшись от смеха. — Пулей долетишь до Москвы.

Голыщенко постучал в прочно висевшую на петлях калитку. От стука собака опять подняла лай.

— Чертов пес, отпустило его, видать, — заметил Панчик.

Им никто не ответил.

Голыщ постучал снова. Теперь уже сильнее. Добавил ногой, от удара калитка содрогнулась.

В тишине заскрипела дверь, в темный двор за забором хлынул электрический свет и лег на землю неровным желтым прямоугольником. Пес спрятался в будке и испуганно заскулил.

Студенты услышали старческий голос:

— Иду, иду. Вот ужо нетерпеливые. Кого несет посреди ночи?