Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

Гипнотизер заглянул им в глаза, счел готовыми к следующей стадии и предложил первому из трех испытать муки палящего зноя. Парень поспешно разделся, прожектор высветил на его лице и на груди крупные капли пота. Аплодисменты. Второму молодому человеку было велено превратиться в обезьяну. Тот вполне естественно упал на четвереньки и так описал круг по арене, издавая крики шимпанзе. Гипнотизер наградил его бананом, который был благодарно сожран на глазах восхищенной публики. Аплодисменты. Гипнотизер объяснил в микрофон, что действует сугубо убеждением, выявляя природные склонности зрителей цирка. Третьего добровольца он убедил совершить путешествие вспять во времени и представить себя последовательно подростком, ребенком, новорожденным. Доброволец послушно встал на четвереньки и залепетал, как младенец, засунул в рот палец, а потом край рубашки, как соску. Гипнотизер попытался вырвать у него изо рта ткань, но подопытный заревел, получил «соску» обратно, чем счастливо и удовольствовался. Аплодисменты.

Свет. Темнота. Месье Луаяль объявил завершающую часть программы – воздушных акробатов. Коверные вынесли инвентарь, трио гордо вышло на арену.

В роли Тарзана солировал Анджело Ринцули, следом за ним выбежал Кинг-Конг в потертом синтетическом мехе, третьей появилась стройная Джейн с выставленными почти напоказ обильными прелестями, обвитыми мишурой и увешанными звенящими монетками. Месье Луаяль потребовал аплодисментов, предупредив, что бесстрашные акробаты будут выступать без страховки.

– У меня нехорошее предчувствие, – сообщил шепотом Исидор Каценберг.

– Бросьте, это не дешевый роман, – отмахнулась Лукреция. – Убивать Анджело не найдется желающих.

Фанфары. Под звон тарелок троица ринулась вниз, перелетая с трапеции на трапецию и всякий раз в последний момент хватаясь друг за друга под восхищенные испуганные крики зрителей.

– Приближается опасный момент! – предупредил в микрофон месье Луаяль. – Сейчас Анджело Ринцули совершит двойное воздушное сальто, оно же «прыжок ангела», названый так в честь его небесного тезки, ибо один он способен на такие гибельные пируэты!

– У меня нехорошее предчувствие, – упрямо повторил Исидор Каценберг.

Барабанщик оркестра сыграл сольную партию.

– Да не волнуйтесь вы! – сказала Исидору доктор Ван Лисбет. – Анджело – профессионал. Я уже много раз присутствовала при этом номере. Он несравненный мастер!

Анджело Ринцули принял под куполом стойку, выпрямив ноги и скрестив руки на груди. Последовало грациозное двойное обратное сальто, и когда затаившая дыхание публика решила уже, что Тарзан камнем падает вниз, его умело поймал на лету Кинг-Конг.

В аплодисментах слышалось большое облегчение.

– Вот видите, ваш пессимизм был необоснованным.

– Чем дальше, тем опаснее! – продолжил пугать публику месье Луаяль. – Сейчас вам покажут тройной «аксель» с прыжком вперед «рыбкой». Другое название трюка – «прыжок смерти»!

Тишина. Барабанный рокот. Анджело забрался на трапецию с напряженной улыбкой. Он совершил заявленный кульбит, вытянул руки, Кинг-Конг тоже. Произошел захват.

Бурные аплодисменты.

На этот раз фанфары прозвучали весело, обозначая спад напряжения. Трое акробатов, как по инерции, все еще летали под куполом. Анджело Ранцули, видимо, чувствовавший себя в отличной форме, показал месье Луаялю жестом, что сейчас исполнит самый свой коронный номер – вертикальную «бочку».

Снова грозный барабанный рокот. Публика, уставшая зря дрожать и тянуть шеи, уже утратила интерес к происходящему под куполом, у них над головами. Малые дети просили есть, мамаши копались в сумках. Анджело выждал, прыгнул, сделал кувырок, вытянул руки. Его партнеры находились теперь дальше, чем при предыдущих номерах. Кинг-Конг вытянулся, как мог, чтобы поймать Тарзана.

Четыре руки должны были сойтись – две обезьяньи с двумя человеческими. Вся сцена походила на фреску Микеланджело в Сикстинской капелле: Бог, простирающий указующий перст и тем наделяющий человека знанием. Человек тоже тянулся пальцем к обезьяне. Композиция была аллегорическая, даром что спасителем выступал поддельный примат в нейлоновой шкуре.

Руки должны были соприкоснуться и почти соприкоснулись. Но в последнее мгновение, когда это уже должно было произойти, обезьяна уклонилась. Заметить это движение было почти невозможно, и все же публика испуганно ахнула.

Анджело Ринцули удивленно расширил глаза, ища взгляд под обезьяньей маской, чтобы понять, почему так вышло, и увидел в прорезях маски что-то сильно его удивившее.