Эрик Рассел - Рассказы. Часть 2 [компиляция]

— Ага! Так земляне знают, что он здесь? — Лагаста удержался, чтобы не нахмуриться.

— Конечно. Они же сами приволокли его сюда.

— Одного?

— Представь себе.

— С какой целью?

— Он не знает.

Переварив слова Казница, Лагаста почти прорычал:

— Это же бессмыслица какая-то. По-моему, землянин врёт.

— Возможно, — коротко ответил Казниц.

Слуги принесли бутылки. К выпивке Лён отнёсся так же, как и к пище: он с явным подозрением сделал первый глоток, затем одобрительно причмокнул губами и залпом осушил бокал. Он с жадностью оглядывал каждое новое блюдо, подаваемое к столу, и внимательно следил за тарелками других — не превосходят ли их порции его собственную. Он исправно подставлял свой бокал, жадно проглатывая вино. Судя по манерам землянина, он стремился взять от дармового угощения всё, что только мог. Такое поведение не понравилось Лагасте, однако не особо его удивило. Жизнь в одиночестве, возможно впроголодь. Чему ж тут удивляться? И всё равно Лагасте было не по себе от этого зрелища. Он вообще не любил землян, а Лён вызывал у него чувство, близкое к отвращению.

Когда продолжительный обед закончился и офицеры покинули кают-компанию, гость остался в обществе Лагасты, Казница и Хаварры. Все трое, рассчитывая на более содержательную беседу, распорядились подать ещё вина. К этому времени Лён вполне освоился на корабле антареанцев. Он развалился в кресле, держа наполненный до краёв бокал. Лицо землянина стало красным от обильных возлияний и оказанного ему внимания. Землянин явно успокоился и был настроен поболтать.

— Когда приходится вести столь уединённую жизнь, как ваша, должно быть, приятно оказаться в обществе, — вежливо начал Лагаста и добавил: — Даже в обществе тех, кто очень отличается от ваших соплеменников.

— Это уж точно, — согласился Лён. — Бывало, такая тоска зажрет, что часами болтаешь сам с собой. Так и свихнуться можно, если перебрать.

Он приложился к бокалу.

— Но слава богу, у меня на стенке написано, когда всё это кончится.

— Значит, время вашего пребывания здесь ограничено?

— Меня запихнули сюда на четыре года. Осталось всего ничего. Ещё семь месяцев — и каюк. Полечу домой.

Чувствуя, что обходные пути не дают желаемого результата, Лагаста решил действовать напрямую.

— А как вообще вы оказались на этой планете?

— Да дело нехитрое. Мотал я, значит, свой третий срок, ну и…

— Простите, что вы мотали?

— У меня уже были две отсидки в тюряге, но тут вляпался в третью. Мне светило двадцать лет, но судья попался хороший: дал только пятнадцать. Зато их пришлось бы мотать от звонка до звонка. Что такое камера, думаю, объяснять не надо.

Лён умолк и задумчиво потягивал вино.

— Так вот, не проторчал я в камере и недели, как меня вызывают в тюремную канцелярию. Там уже сидели двое парней, меня дожидались. Кто такие? Они не представились. Начали гнать свою телегу. Дескать, смотрим мы на вас; вы в хорошем состоянии и ещё достаточно молоды. И всякая такая музыка. Спрашивают, не жалко ли мне губить лучшие годы. Я сначала подумал, может, проповедники. Будут опять охмурять: покайся да раскайся. А они вдруг спрашивают: как мне понравится четыре года уединённой жизни?

— Очень интересно. И что же было потом? — спросил Лагаста, ухитрявшийся понимать три четверти слов землянина.

— Естественно, я у них спросил: не чокнутые ли они? Мне и так впаяли пятнадцать из двадцати возможных. Или они ещё чего-то нарыли и хотят мне срок добавить? Они даже руками замахали. Нет, говорят, не добавить, а четыре года вместо пятнадцати. Если я соглашусь, то они меня из тюряги заберут. И ещё: после четырёх лет моя судимость полностью гасится, и я буду чист, как стёклышко.

— И вы согласились?

— Я ж не вша последняя, верить им с первого слова. Поползал и вдоль и поперёк, всё искал, какой же им привар меня освобождать. А привар определённо должен быть, раз закон пошёл им на уступку.

— Так что они вам сказали?

— Сказали, что хотят прокатить меня на космическом корабле, а потом высадить на пустой планете. Они толком не знали, пустая она или нет. Как они говорили? А, предположительно пустая. Ещё они сказали: всё, что от меня надо, — это торчать здесь четыре года и быть паинькой. А когда я тут свой срок отмотаю, они отвезут меня обратно на Землю, и гуляй себе свободным человеком.

— Значит, вы — преступник?

— Был когда-то. Теперь нет. Официально я — уважаемый человек. Точнее, скоро буду.

— Надеюсь, вы и после возвращения намерены оставаться уважаемым человеком? — осторожно спросил Казниц.