Кристофер Сташеф - Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров)

Он отвернулся и сплюнул.

— Брось, кончай с этим судебным фарсом.

— И ты тоже? — ахнула она. — Ты тоже станешь защищать предателя, того, что вызвал смерть трех тысяч?

— Ты вызвала смерть трех тысяч! — прорычал Род. — Благородный человек низкого происхождения лежит убитый на поле с отсеченным правым боком, и птицы клюют его. А почему? Чтобы защитить сидящую на троне своевольную девчонку, которая не стоит жизни и одного нищего! Девчонку, которая столь плохая королева, что породила мятеж!

Королева, дрожа, съежилась на троне.

— Молчать! — выдохнула она. — Разве я подняла мятеж?

— А кто дал повод знати взбунтоваться своими слишком поспешными реформами и слишком надменным обращением? Повод, Катарина, повод! Нет мятежа без повода, а кто как не королева дала повод?

— Молчать, да, молчать! — Тыльная сторона ее ладони метнулась ко рту, как будто она вот-вот закричит. — Нельзя так разговаривать с королевой.

Род посмотрел сверху вниз на съежившуюся королеву. Лицо его кривилось от отвращения.

Он отвернулся.

— А, меня тошнит от этого! Оставь их жить, сегодня уже было слишком много смертей. Пусть себе живут. Они будут верны без подстрекающих их советников. Пусть они живут, пусть все они живут, они теперь усвоили урок, даже если ты не усвоила.

— Сие не может быть правдой! — ахнула Катарина.

— И неправда! — Туан шагнул вперед, кладя руку на шпагу. — Королева дала повод, но она не подняла мятеж!

Глаза Катарины метнулись к нему, лучась благодарностью.

— Говори правду, — продолжал Туан, — и тогда можешь наказывать ее. Но когда ты обвиняешь ее в том, что она не совершила… — Он медленно покачал головой. — Я не могу позволить тебе говорить.

Рода так и подмывало плюнуть ему в лицо.

Вместо этого он снова повернулся к Катарине, вновь сидевшей выпрямившись, вновь обретавшей свой надменный вид.

— Не забывай, — сказал он, — что королева, которая не может править своими прихотями — слабая королева.

Она снова побелела.

— Поосторожнее! — резко предупредил Туан.

Ярость поднималась в Роде все выше и выше, но он жестко держался, не поддаваясь ей, пока она, наконец, не разбила какие-то оковы в нем и не отхлынула, оставив ледяное спокойствие и огромную ясность — ясность, в которой он увидел, что он должен сделать и почему… И какие должны быть последствия для него самого.

Катарина теперь почти улыбалась, самонадеянная и надменная, видя, что Род колеблется под угрозой Туана.

— Есть что еще сказать, сударь? — спросила она, подымая подбородок.

— Да, — сказал сквозь зубы Род, — что же это за королева, которая предает собственный народ?

Ладонь его взлетела и закатила ей пощечину.

Она пронзительно закричала, упав в кресло, Туан бросился на него, замахнувшись кулаком прямо в челюсть Рода.

Род нырнул под удар и схватил Туана, прижав его к себе и закричав:

— Векс!

Кулаки Туана молотили его по животу, но Род держался, видя, что подбегают другие генералы.

Однако Векс подоспел первым.

Род попытался забыть, каким милым, чистым, юным пареньком был Туан, и вогнал колено в его пах.

Затем он выпустил его и вскочил в седло, в то время как Туан упал, согнувшись от боли, с хрипом в горле.

Векс развернулся и прыгнул через головы приближающихся гвардейцев, приземлился и пустился в галоп.

Род услышал, как Катарина пронзительно выкрикивает имя Туана, и недобро усмехнулся.

Затем усмешка растянулась в безмолвном крике, когда боль взорвалась в его раненом плече.

Обернувшись, он увидел торчавший из плеча хвост арбалетной стрелы.

А за подпрыгивающим плечом, внутри кольца гвардейцев вокруг трона, Катарина склонилась над Туаном, который стоял на коленях, все еще скорчившись от боли, с выпавшим из рук арбалетом гвардейца.

Они вернулись к холму с видом на поле, когда спустились сумерки, проскакав длинный круг по полю и лесу и пробредя милю по ручью, чтобы скрыть свой след.

Род так и вывалился из седла, когда Векс выехал на опушку рощи. Он доковылял до большого дерева и сел, привалясь спиной к стволу, скрытый надвигающимися сумерками от чужих глаз внизу на поле.

Он оглядел пылающие в поле костры, прислушиваясь к звукам победного веселья.

Затем он вздохнул и вернулся к проблеме, непосредственно бывшей под рукой или, вернее, в плече. Он распахнул камзол и осторожно прощупал плечо, вздрагивая от боли, испытываемой им даже сквозь анестезию.

Зубчатый наконечник арбалетной стрелы, похоже, вонзился как раз перед ключицей и сочленением и каким-то чудом не задел ни кость, ни артерии.