Кристофер Сташеф - Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров)

Рядом с очагом сидел в огромном кресле, развалясь и храпя, широкоплечий человек с лицом, как топор. Еще двое караульных сутулились по обеим сторонам двери в центре балкона.

— Неважное положение, — заключил Большой Том, ныряя обратно в коридор. — Тут их на одного больше, чем нас, и они настолько далеко друг от друга, что двое наверняка поднимут тревогу, пока мы выводим из строя остальных.

— Не говоря уже о мусорной свалке в виде освещенного зала, который нам придется пересечь, прежде чем мы доберемся до них, — добавил Род.

— Мы можем проползти под столами и табуретами, а тот, что у подножия лестницы, наверняка скоро уснет, он все время клюет носом.

— Это снимет беспокойство о двух внизу, но как насчет пары на балконе?

— На это, — сказал Туан, — ответит мое скромное искусство в обращении с пращей.

Он вытащил клок кожи с обернутыми вокруг нее двумя сыромятными ремнями.

— Как ты научился этому искусству? — проворчал Том, пока Туан разматывал ремешки. — Это же оружие крестьянина, а не игрушка лордика.

Во взгляде, брошенном Туаном на Тома, сквозило презрение.

— Рыцарь должен обучиться умению владеть любым оружием, Большой Том.

Род нахмурился.

— Я не знал, что это было частью стандартного кодекса.

— Не было и нет, — признался Туан, — но таковы правила моего отца и мои, как вы видите. Оба этих негодяя будут измерять свой рост на холодном камне допрежь поймут, что их сразило.

— Не сомневаюсь, — мрачно согласился Род. — Ладно, поехали, я возьму того, что у очага.

— Нет, — поправил его Большой Том, — ты возьмешь того, что у лестницы.

— Вот как? Какая-то особая причина?

— Да, — по-волчьи оскалился Том. — Тот, что в большом кресле, и есть тот самый приспешник, которого предвидел Туан, и именно тот, что засадил меня в тюрягу. То моя добыча, мастер.

Род посмотрел Тому в глаза и почувствовал, как зловещий холодок пополз у него по спине.

— Ладно, мясник, — пробормотал он, — только помни, эти люди пока не для резания.

— Пусть каждый хоронит своих покойников по своему вкусу и обычаю, — процитировал Том. — Ступай, займись своими мертвецами и предоставь моих мне.

Они упали на животы и поползли по-пластунски, каждый к своему собственному противнику. Для Рода это была вечность, состоящая из ножек столов и табуретов с массой остатков пищи между ними и постоянного страха, что один из них может добраться до своего места раньше и заскучает.

Раздался громкий с отдачей треск.

Род замер. Один из них ступил неосторожно.

С миг стояла тишина, затем голос окликнул:

— Что сие было?

Потом:

— Эй, ты там! Эгберт! Проснись, пьянчуга, и следи за лестницей, кою караулишь!

— А? Чо? Чо такое? — пробормотал невнятный голос поближе.

— Что там вас смутило? — пробормотал более глухой раздраженный голос у очага. — Дважды вы будили меня по пустякам.

Возникло молчание.

Затем первый голос произнес:

— Был шум, капитан, своего рода стук между столов.

— Стук, он говорит! — проворчал капитан. — Крыса, наверное, убирает остатки, ничего более! И ты будишь меня из-за этого? Сделай сие еще раз, и ты впрямь услышишь громкий стук по твоей голове.

Затем этот же голос проворчал про себя:

— Стук, понимаешь ли! Проклятый стук!

Потом снова наступила тишина, затем приглушенное клацанье, когда один из часовых беспокойно переместил свой вес.

Род испустил вздох облегчения — медленный и беззвучный. Он ждал, когда часовой опять начнет храпеть.

Затем он вновь ужом пополз вперед до тех пор, пока не улегся под ближайшим к лестнице столом.

Казалось, что время остановилось.

От очага раздался пронзительный свист и стук, когда Том перевернул табурет, под которым прятался.

Род прыгнул на своего противника. Уголком глаза он видел вскочившего на ноги Туана, неясную дугу его пращи, затем Род врезался в часового, вогнав кулак ему в поддых и сжав горло левой рукой.

Тот сложился пополам. Род слегка рубанул ребром ладони по основанию черепа, как раз под железной шапкой, и часовой обмяк.

Он поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как осел часовой на балконе. Другой извивался на камнях, стиснув руки на горле.

Род поднялся по лестнице в пять прыжков. Он нанес часовому скуловорот в челюсть. Глаза у того закатились — отключился он моментально.

Гортань у него была перекошена, зрелище малопривлекательное. Но в этом ему повезло, будь это прямое попадание, его трахея была бы уничтожена.