Валерий Строкин - Небесное Притяжение

— Идиоты, — краснея, пробормотал лейтенант.

Сложив узел с одеждой подле стены, сел сверху, чувствуя себя полным нудистом.

Наконец стали вызывать, как выразился лейтенант, согласно алфавитных данных.

Рядом, примостился парень. Мне он показался знакомым и не мудрено: мы все были братьями-клонами: голые и лысые.

— Хвалей, Дима, — представился он. — Я тебя знаю, ты с энергоцеха, а я на электротехническом участке работал.

— Может и встречались, — я заглянул в большие серые глаза, спрятанные за круглыми стеклами очков. — Сейчас никого не узнаешь — все на одно рыло.

— Это точно, армия стирает индивидуальность, сплошной монолитизм — Хвалей улыбнулся, поправил очки.

«Вот умник нашелся», хмыкнул про себя.

Парень поставил карточку на живот, используя её как фиговый листок, сцепил руки на коленях. — Интересно, куда нас отправят? Не слышал откуда купцы приехали?

— Какая разница. Нас в армию отправят.

— Нет, разница есть.

— И куда ты хочешь? — насмешливо поинтересовался я.

— В десантные войска, но боюсь, что из-за очков не возьмут. А ты?

— Не думал об этом, — я пожал плечами, отмечая про себя что «умник» еще вдобавок романтик. — После обезьянника и хабзарни мне все равно куда.

— Ты был в отказнике?

— Был.

— В котором?

— Тебе что?

— Я из восьмого.

— Третий, — знакомство скрепили крепким рукопожатием. Обезьянник — это пожизненное братство.

— Теперь понятно, почему у тебя нет отчества.

— Но у тебя есть, — хмыкнул я.

— У меня другая история, — Хвалей пожал плечами, грустно улыбнулся. — Кажется твоя очередь, — он кивнул на лампочку.

— Спасибо и с Богом, — я вскочил на ноги и направился к двери. Кто-то стрельнул по ягодицам бумажным шариком. Не оборачиваясь, я показал кулак. За спиной раздался хохот. Опустив на причинное место медкарту, внутренне краснея, толкнул дверь.

Не люблю людей в белых макинтошах, у меня на них послеродильная аллергия. Не испросив моего мнения, забыв, про мнение Всевышнего — вытряхнули из пробирки в сумасшедшее время и в сумасшедшую страну. Здешние люди под белыми халатами носили армейскую форму. Они ничьего мнения не слушают, выполняют приказы.

Врач отбежал в угол комнаты, предварительно усадив меня в кресло. Сложив губы трубочкой, прошептал:

— Тридцать шесть красных попугаев.

— Шестьдесят восемь зеленых крокодилов, — отозвался я.

Врач обиделся. Небрежно заглянул в мои уши, посмотрел рот и сел за стол. Что-то коряво написал, поставил размашистую подпись.

— Идите. Продолжайте движение, — взмахнул прощаясь картой.

— Продолжаю, — я вошел в следующую дверь.

Дантист, заглянув в рот, объявил:

— Зубки, молодой человечище, отменные. Ни одной пломбочки, ни одной дырочки, кариеса не видать. Какой пастой пользуетесь?

— «Поморин».

— Странно. Значит у вас хорошая наследственность.

— Даже не сомневаюсь.

— Вашими зубами прутья грызть можно. Ступайте, человечище, удачной вам службы.

— Не могли ничего лучшего пожелать?

Терапевт, озабоченно хмурясь, обстучал мои колени, с таким видом, словно настраивал пианино. Осмотрел руки, ноги, громко сопя обследовал стетоскопом грудь.

— У меня сердце болит, — я попытался навязать разговор.

— У кого оно сейчас не болит? — меланхолично вздохнул терапевт, расписался в карте и демонстративно кивнул на дверь.

Женщины! Я чуть не выронил медкарту. Крепко прижал «фиговый листок» к животу. Так всегда, не знаешь, что может подстерегать, за поворотом.

— Входи, не изнасилуем. — Подбодрила пожилая женщина, кинув беглый взгляд, она сидела за столом и заполняла карточки. Рядом стояла молоденькая брюнеточка. Тут же ехидно хихикнула. Наверное, практикантка. В их кабинете было меньше казенщины, даже радио играло:

— Иди сюда, — властно приказала врач.

Я представил, сколько таких бесполых, как я, проходит перед ней за день.

— Нина, возьми у него карту.

— Отдай, — практикантка, не без труда сорвала мой «фиговый листочек».

— Повернись и стань в углу, — командовала женщина. — Сексуальные связи были?

— С кем не бывает, — ухмыльнулся я разглядывая зеленую стенку.

— С мальчиками? С девочками?

— При чем здесь мальчики?! — возмутился я.

— Нагнись.

— Что?

— Нагнись!

Я робко повиновался. Отличная поза для использования. Меня употребили — бросив мимолетный взгляд.