Джеймс Блиш - Рассказы [компиляция]

Ему оставалось еще восемь дней — мрачная перспектива, так как он уже завершил все приготовления к делу, пикантность ей придавал лишь тот факт, что он до сих пор не знал официальной продолжительности дня. Ритмы Флос-Кампи не давали никаких намеков на этот счет, понятных его настроенным по Солнцу суточным ритмам. В настоящий момент, единственным светом в окне комнаты было сияние, похожее на завесу из оранжево-голубоватого пламени. Наверняка, радио, а возможно и электроснабжение, очень часто выходит из строя из-за таких сильных магнитных бурь. Это может пригодиться; он запомнил эту мысль.

Тем временем, Саймон избавился от последнего яда. Он вылил воду из амфоры в унитаз, который тут же зашипел, как дракон, только что вылупившийся из яйца, и изверг гриб холодного синего пара, от чего Саймон закашлялся. «Осторожнее!» — подумал он; сначала воду, потом кислоту, а не наоборот — я забываю элементарнейшие вещи. Нужно было использовать вино. Пора выпить, за здоровье Гроу!

Он подхватил плащ и вышел, не дав себе труда запереть дверь. У него нечего красть, кроме чести, а она в правом заднем кармане. О, и конечно, Великая Земля — она в левом. Кроме того, Бодейсия богата: невозможно повернуться, чтобы не споткнуться о груду сокровищ, редкостей тысячелетнего возраста, которые никто не разбирал уже лет сто, и даже не собирался. Никому и в голову не придет красть у бедного предателя что-нибудь меньше короля, а еще лучше, планеты.

В таверне на первом этаже к Саймону тут же подошла девица.

— Угощаешь сегодня, экселенц?

— Почему бы нет? — Он и вправду был рад встрече. Эта пышная блондинка смотрелась куда привлекательнее сухопарых женщин Почтенных, которых мода заставляла выглядеть так, будто они страдают какой-то нервной болезнью, начисто лишившей их аппетита. Кроме того, с ней не нужно вести традиционную вежливую бодейсианскую беседу, состоявшую преимущественно из сложно закрученных шуток, над которыми не принято смеяться. Поэтому вся манера бодейсианского разговора строилась так, чтобы игнорировать собеседника; дебюты были высоким искусством, но эндшпили проигрывались. Саймон вздохнул и дал знак принести рюмки.

— На тебе пряжка предателя, — сказала она, усаживаясь напротив, — но золота с деревьев немного. Ты приехал, чтобы продать нам Великую Землю?

Саймон даже глазом не моргнул; он знал, что этот вопрос всегда задают любому чужаку его профессии.

— Может быть. Я сейчас не на службе.

— Ну, конечно, нет, — серьезно сказала девушка, перебирая пальцами что-то вроде четок с двумя серебряными фаллосами. — Но все равно, желаю удачи. Мой сводный брат предатель, но ему удается отыскать на продажу только мелкие секреты — как делать бомбы и все такое. Неважная профессия; я предпочитаю свою.

— Может ему следует работать на другую страну.

— О, его страна вполне годится для продажи, но у него плохая репутация. Продавцы и покупатели не особенно ему доверяют — думаю, все дело в стиле. Кончится тем, что он продаст какую-нибудь колонию за пригоршню бобов и рыбную котлету.

— Тебе не нравится он — или его ремесло? — спросил Саймон. — В конце концов, оно не так уж отличается от твоего: человек продает то, что ему на самом деле не принадлежит, но в результате сделки, все же, кое-что имеет, если обе стороны держат язык за зубами.

— Ты не любишь женщин, — спокойно сказала девушка, будто просто констатируя факт, а не бросая вызов. — Но все в мире временно — не только девственность и доверие. Зачем жадничать? «Обладание» богатством столь же иллюзорно, как «обладание» честью или женщиной, а доставляет намного меньше удовольствия. Лучше тратить, чем копить.

— Но ведь есть и иной подход, — возразил Саймон, зажигая дурманящую палочку. Он был невольно заинтригован. Гедонизм являлся самой распространенной философией в цивилизованной галактике, но было пикантно слышать, как гулящая девица щеголяет избитыми клише с такой серьезностью.

— Иначе мы не смогли бы отличить добро от зла, и плевали бы на все.

— Ты любишь мальчиков?

— Нет, это не в моем вкусе. А, ты хочешь сказать, что я не осуждаю любителей мальчиков, и что ценности, в конечном итоге, вопрос вкуса? Я так не считаю. Сочувствие постепенно проникает в нравы.

— Значит, ты не станешь совращать детей, а пытки вызывают в тебе протест. Но это твой взгляд. Некоторые мужчины не столь ограничены в подобных ситуациях. Я очень часто встречаю таких. — Рука, держащая бусы, сделала еле заметный непроизвольный жест отвращения.