Анна Алмазная - Я ненавижу таких, как я [СИ]

«Пусти!»

«Не пущу», — неожиданно холодно ответил он…

… и впился ногтями в мою ладонь, раздирая ее в кровь. Я сдержал невольный крик. На миг показалось, что моя боль разошлась по шеренге волнами, заставив вздрогнуть всех учеников. До единого. Даже того, что был под дулом пистолета.

— Помни о договоре! — крикнул он человеку в черном. — Не смей на них смотреть! Все не смейте!

От удивления слова, рвущиеся наружу, застряли в горле.

Что он несет?

— Продолжишь в том же духе, — кричал обреченный, — и он умрет раньше, чем ты до него доберешься! Обещаю!

— Помню! — холодно ответил человек в черном.

— Стреляй же!

Уже понимая, что не успею, я рванулся из шеренги. Кто-то схватил меня на плечо и дернул, возвращая обратно. Грянул выстрел…

… А время будто остановилось. Потекло медленно, подобно тоскливой песне, продирающейся через внезапно загустевший воздух. «Буду помнить!» — отпустив тяжелую боль на крыльях мелодии, пообещал я. До последней мелочи. Дрожащие пальцы соседа, вцепившиеся в плечо. Площадку, залитую солнечным светом. Обреченный ужас в глазах умирающего. Взвившуюся над деревьями стаю ворон. Веер красных брызг на белоснежной плитке. Все буду помнить. И приказ, пустивший время по стремительно разворачивающейся спирали:

— Бе-е-е-его-о-о-ом!

Мелодия ускорилась, взорвалась фейерверком эмоций. Пробежка? После такого? Они очумели?!

И опять не дали взбунтоваться. Кто-то схватил меня за руку и потянул за собой, грубо, жестко, заставив сорваться с места. И мы побежали под такт стучащей в висках музыки.

Я летел по тропинкам сосняка и ни черта не понимал. Ни бьющей в кровь мелодии, ни рвущихся к губам слов — не понимал. Раньше я чувствовал только страх. Раньше я боялся только за собственную шкуру, так какого черта мне так плохо? И плохо только мне?

В этот миг я возненавидел школу. Возненавидел других учеников. Они никогда не смеялись, никогда не шептались по углам, ничем не интересовались. Я знал, шкурой чувствовал, что так быть не должно, что это неправильно. Но иначе жить не умел.

«Лучше я умру живым…»

Живым? Не сбавляя темпа, я бесшумно засмеялся. Ты когда-нибудь был живым? И твоя ли вина, что ты таким был? И моя ли, что тебе не помог?

«Помни о договоре!»

Слова не давали мне покоя. Не в первый раз у меня на глазах убивали, но впервые кто-то из учеников знал больше, чем я. Отличался от меня.

Не заметив коряги, я зацепился за нее и упал, скользнув по песку ладонями. Кожу обожгло болью. Все ученики вдруг остановились, ошеломленно глядя сначала на свои руки, а потом на меня.

— Стой! — крикнул появившийся из ниоткуда человек в черном, доставая из-за пояса оружие.

Я попятился к лесу, ничего не понимая. Убьют? Из-за царапины?

— Стой на месте! — приказал надсмотрщик.

— Сюда! — крикнул кто-то.

Я позволил схватить себя за руку и увлечь с тропинки. Обычно я не доверял другим ученикам, но это утро, кровь на плитках и панический страх, что в меня будут стрелять, убили осторожность.

— Бежим!

За спиной кричали. Выпорхнула из-под ног сорока. Я вновь зацепился за что-то ногой и чуть было не упал. Проводник зло дернул меня за руку, заставляя обрести равновесие.

— Почему помогаешь? — выдохнул я.

— Кто сказал, что я тебе помогаю? — зло ответил он. — Просто не хотел, чтобы нам помешали.

…и бросился на меня.

Я был чуть лучше. Чуть быстрее. Этого «чуть» хватило, чтобы заостренный сук вместо артерии впился в плечо. По телу растеклась горячая боль. Мой мучитель упал в прошлогодние листья, глухо застонал.

Я не понимал, что происходит. Но мое тело и не хотело понимать. Мое тело пинком оттолкнуло от себя двойника и, игнорируя боль, полетело прочь. Я вырвал сучок из плеча, зажал рукой рану, чувствуя, как течет между пальцами горячая кровь. Я несся по разросшемуся ежевичнику, не замечая, как острые шипы расцарапывают ноги. Я слышал сзади крики и хотел только одного — жить.

Силы иссякли вместе с кровью, насквозь пропитавшей спортивную куртку. Тяжело дыша, я упал на колени в папоротники, все так же зажимая рукой рану. Я вдыхал прелый запах листьев, горьковатый — мокрой после дождя земли и видел…

…как на огромное поле опускалось ярко-красное солнце. Начинала золотиться рожь, мелькала в ней синь васильков. Шоколадной, мокрой от росы лентой бежала меж усатых колосков дорожка.

Я закрыл глаза. Я оплетал слова золотом музыки, я пускал их по ветру ароматом растущей за спиной липы. Я записывал на карманный планшет мелодию, прослушивал и изменял вновь, оставаясь недовольным. Мне никак не удавалось передать запутавшегося в колосках солнечного света, сладости запаха липы, свежести зарумянившегося июльского вечера… Мне не удавалось раствориться в волшебстве музыки, заразив и себя, и других очарованием лета… Почему?