Мишель Демют - Планета семи масок

Над ними спокойно светили звезды. Корсон обернулся, но не увидел Антонеллы за огромным телом Бестии. Перехватило дыхание. Он заметил чуть выше над ними второго гиппрона, огромным грибом повисшего в пространстве и заслонившего часть неба — его глаза мигали, словно лампочки взбесившегося компьютера. Их молчаливый похититель прицепился в седле сбоку, похожий на какой-то диковинный нарост. Он махнул им рукой.

Наконец Корсон решился взглянуть вниз. Он ожидал увидеть непроницаемую мглу, но в слабом свете звезд ясно разглядел пустую поляну. Ветер колыхал высокую траву там, где только что на выжженной земле стояли палатки. Лагеря полковника Верана, казалось, никогда не существовало.

Они совершили темпоральный прыжок. Корсон не знал всех возможностей гиперонов — оказывается, беглецы сместились на ночь назад, а, может, на сутки, или даже на целый век до того, как Веран со своим отрядом появился на Урии, и Корсона здесь тоже еще не было. Тут он вспомнил о способностях Антонеллы.

— Что будет дальше?

— Не знаю. Я не могу ничего увидеть, — дрожащим голосом ответила девушка.

Они стремительно поднимались вверх. Поляна уже затерялась, исчезла в темном лабиринте джунглей. Корсон понял, зачем понадобились скафандры: при такой скорости они черев несколько минут достигнут границ атмосферы.

По небу пронеслось темное пятно. Потом еще одно. Гиппроны поднялись так высоко, что за западным краем планеты беглецы увидели солнце. Небосклон над ними становился все чернее, а Урия внизу лежала как огромный клубок теней, увенчанный огненной диадемой. Впервые Корсону пришло в голову, что Урия — изумительно красивая планета.

Снова темное пятно. Оно пронеслось за долю секунды, но Корсон все же успел понять, что это было. Гиппрон, одна из «лошадок» Верана. Полковник не терял времени… Впрочем, нет, подумал Корсон. Здесь это выражение не подходит. Время подвластно гиппронам, поэтому Веран мог расставить любую ловушку. Догонявшие их всадники были патрульными, прочесывавшими прошлое и будущее в поисках Корсона и Антонеллы.

Гиппроны неожиданно окружили их со всех сторон спереди, сзади, сверху и снизу. Солнце ударило Корсону прямо в лицо, и он на мгновение зажмурился. Светило стремительно прокатилось по небу и вспыхнуло за его спиной. Корсон вдруг все повял: чтобы выбраться из западни, незнакомец снова сместился во времени. На шахматной доске из метров и секунд он, казалось, играл с кавалеристами Верана в какую-то странную игру. Но исход этой партии не вызывал сомнений. С каждым прыжком кольцо вокруг беглецов сжималось все теснее. Корсону даже казалось, что он слышит радостные крики всадников, хотя в вакууме и на таком расстоянии это было невозможно. Солнце танцевало на небе, как обезумевшая фиолетовая звезда. Вверх — вниз. Назад — вперед. Свет — мрак. Планета под ними то сияла ослепительным днем, то заполнялась чернотой ночи.

Корсон заметил, что гиппрон их спасителя приближается. Он был уже совсем рядом, и что-то закричала Антонелла… Незнакомец протянул руку, схватился за гриву их «лошади». Мир вокруг изменил форму и цвет. И все, что они знали, исчезло.

Все вокруг озарилось разноцветными огнями. Звезды растаяли, Урия — вместе с ними. Тело гиппрона стало кроваво-красным. Слепящие огни сталкивались друг с другом, рассыпая гроздья искр в пространстве, ставшем вдруг пугающе плоским. Он не знал, пульсирует ли это прозрачное пламя возле самых его глаз или в десятках световых лет…

То была вся Вселенная разом — вывернутая наизнанку. Гиппроны мчались сквозь время, и все, что он видел, искажалось непостижимой скоростью.

Образ мира, какой обычно способен воспринимать человек, предстает перед ним застывшем н неизменным. Звезды для него едва плетутся по небу. Силы, породившие их и заставляющие гореть, пока не останется ничего, кроме праха бессильной, до предела сжавшейся материи, — эти силы действуют слишком медленно, чтобы человек был в состоянии их осознать. Жизнь Вселенной проходит мимо него — он попросту ее не замечает. Человеку доступна лишь ничтожно малая часть излучений, пронизывающих пространство. Так он и живет в вечном заблуждении, считая, что мир состоит из пустоты, из «ничего» с редкими светильниками звезд — чуть более частыми там, где для него в небесах клубятся галактики.