Камиль Фламмарион - Эликсир жизни [Книга забытой фантастики. Том I.]

Это был футляр из неизвестного металла зернистой структуры, серебряного цвета, потускневший от долгого пребывания в земле. Он состоял из двух половинок, плотно пригнанных одна к другой. Софр попытался их открыть, но металл, разъеденный временем, рассыпался в его руках, высвободив спрятанный в нем предмет, который, как и футляр, был сделан из незнакомого материала. Перед Софром было множество мелких листков, покрытых непонятными знаками, правильное расположение которых наводило на мысль, что это рукопись. Софр никогда не видел письменности, даже отдаленно похожей на эту.

В нетерпении зартог поспешил запереться в лаборатории. Он бережно разложил драгоценный документ и внимательно разглядел его.

Да! Он был абсолютно уверен, что это письмена. Но Софр не сомневался и в том, что никогда на Земле не было ничего подобного. Откуда этот документ? Что он означает? Эти два вопроса сами собой возникали в сознании Софра. Но, чтобы ответить на первый, необходимо было прежде найти ответ на второй… Сначала нужно прочесть и перевести рукопись, так как можно утверждать a priori, что язык этого документа так же неизвестен, как и письмена. Неужели нельзя расшифровать? Софр не сомневался в успехе. Немедля он лихорадочно принялся за работу.

Этот труд продолжался долгие годы. Но Софр не бросил начатое. Не теряя присутствия духа из-за неудач, медленно, шаг за шагом углублялся он в изучение таинственных знаков, мало-помалу приближаясь к постижению написанного. И вот наступил великий день, когда ключ от еще нерасшифрованного загадочного манускрипта был в руках у Софра. Вскоре он смог перевести — правда, еще с большим трудом — найденную рукопись на язык «Людей четырех морей».

Когда наступил этот день, зартог Софр-Аи-Ср прочел следующее.

Росарио, 24 мая 2… г.

Эти строки пишутся далеко от Росарио. С тех пор прошло много лет, но эту точную дату я указал не случайно, как не случайна и выбранная мною форма дневника, который ведется изо дня в день. Ведь в подобных рассказах, мне кажется, нужно придерживаться документальной точности.

На каком языке мне писать? На английском или на испанском? Я одинаково хорошо владею обоими. Нет! Я буду писать по-французски — на моем родном языке.

Я начинаю рассказ об ужасных событиях, происшедших 24 мая. Хотелось бы, чтобы написанное здесь дошло до моих потомков в назидание им. Впрочем, может ли человечество надеяться на какое-то будущее?

В тот день я пригласил в себе на виллу в Росарио нескольких друзей.

Росарио — город (вернее, это был город) в Мексике, на берегу Тихого океана, немного южнее Калифорнийского залива. Я поселился там десять лет назад для разработки серебряной руды на принадлежащем мне участке. Мои дела шли на редкость удачно — я преуспевал. Я был богат, очень богат — сегодня это слово вызывает у меня лишь усмешку. Я предполагал в скором времени вернуться на родину, во Францию.

Моя вилла, утопающая в зелени, — одна из самых роскошных в Росарио, — стояла на вершине у холма, который спускался к морю, внезапно обрываясь острым утесом высотой более ста метров. За домом начиналось множество извилистых тропинок, которые вели к горному хребту. Его высота превосходила полторы тысячи метров. Я часто поднимался в горы на своем автомобиле — отличном фаэтоне французской марки мощностью в тридцать пять лошадиных сил. Это была приятная прогулка.

Я жил в Росарио с сыном Жаном, красивым двадцатипятилетним парнем, и приемной дочерью — двадцатилетней Элен. Пять лет назад после смерти дальних, но дорогих мне родственников я взял ее на воспитание круглой сиротой без всяких средств в существованию. В глубине души я предназначал Элен и Жана друг другу.

Нас обслуживали лакей Жермен, расторопный шофер Модест Симона, Эдит и Мари — дочери садовника Жоржа Релей — и его жена Анна.

В тот памятный день мы сидели за столом, освещенным лампами, питающимися от выстроенной в саду электростанции. Кроме нас троих, было еще пятеро гостей, трое из них англосаксы, а двое мексиканцы.

Доктор Бэсэртс принадлежал к первым, а доктор Морено — ко вторым. Это были ученые в самом широком смысле слова, что, впрочем, не мешало им постоянно спорить между собой. А в сущности, они были славные люди и лучшие в мире друзья.

Второго англосакса звали Уильямсон. Он владел крупным рыбным промыслом в Росарио. Третий — Роулинг — был смельчак, отважившийся разводить в окрестностях города разные внесезонные фрукты и овощи, которые уже начинали приносить ему крупный доход.