Ф Энсти - Лунный курьер [Книга забытой фантастики. Том II]

— Но если бы ты знал, как велики мои страдания!

Ах, каким голосом были сказаны эти слова! С какой мукой смотрели на меня эти глаза.

— Открытие Круля гениально, но кому оно нужно? Какой смысл в том, чтобы оживить отрубленную голову? Какой прогресс это принесет науке? человечеству?

Я согласился, что это грандиозное открытие — бесполезно. А жалкий остаток человека продолжал молить:

— Ты поборол все препятствия и пробрался ко мне — неужели же ты опять покинешь меня на вечную муку… Я живу в прошлом… Ужас! Элиза… тяжелая бутылка… она падает… я поднимаю ее… я думаю, она в обмороке… но голова в крови… Неужели она умерла:? Да: я убил ее… дальше тюрьма, муки, эшафот — затем отдых… Но, Боже, опять жить… страдать… чувствовать себя машиной… О! Какой дикий ужас!..

Я задрожал — и решил. Что? То, что должен был решить человек с настоящим сердцем: я должен дать покой измученной душе Гаруша. Не говоря ни слова, я поднял револьвер, стал поближе к машине, прицелился — и… выстрелил.

Звонкие удары искусственного сердца мгновенно замерли. Послышался треск, глухой шум.

Как я выскочил из лаборатории Круля, как попал по ту сторону забора, как бежал до деревни и как я очутился в своей комнате — не знаю. Я пришел в себя лишь через пятнадцать дней — и узнал, что в ту памятную ночь в красном доме раздался страшный взрыв и вспыхнул пожар, уничтоживший все без остатка.

Среди развалин и пепла останков профессора Зигфрида Круля не было найдено.

Лорд Райберн повертел в руке письмо, и легкая улыбка тронула его губы ровно настолько, насколько это было прилично для великого ученого.

— Это замечательная вещь, Хейтер, — сказал он своему главному ассистенту. — Это письмо, как вы думаете, от кого?.. От моего величайшего врага, научного, конечно, — Мигуэля дель Виантес. Он просит разрешения приехать поговорить со мной. Я имею все основания рассматривать этот акт с его стороны, как сдачу своих позиций, за которые он боролся со мной целых двадцать лет.

Георг Хейтер улыбнулся. Он прекрасно помнил все жестокие стычки между двумя учеными, обвинявшими друг друга в шарлатанстве; да и всякий, интересовавшийся наукой, не мог не знать смертельной вражды между лордом Рай- берном и известным испанским ученым. То обстоятельство, что им никогда не приходилось встречаться, и то, что они даже не знали друг друга в лицо, не имело большого значения: ведь их вражда началась на чисто научной почве и, в сущности, не имела никаких оснований перейти в личную неприязнь.

— Он хочет поговорить со мной, — продолжал великий ученый. — Он пишет, что отправляется в научное путешествие в Южную Америку, из которой он может и не возвратиться: ему предстоят большие трудности и опасности. И вот он протягивает мне ветку мира. Так или иначе, но я телеграфировал ему о своем согласии по указанному им адресу. Он ответил, что приедет сегодня после обеда. Так как этот визит носит совершенно частный характер, — вы понимаете, что ему не хотелось бы, чтобы об этом знали и говорили, — позаботьтесь, чтобы он прошел незамеченным. Пусть оставит автомобиль у ограды в кустах, а самого его проведете ко мне через оранжерею. А потом оставьте нас вдвоем. Самое лучшее, если вы съездите на это время в город и вернетесь часам к пяти. Я надеюсь на вашу скромность, Хейтер.

— О, можете быть спокойны, — ответил Хейтер. — А он не пишет о причине этого визита?

— Ах, да, разве я вам не говорил? Он чрезвычайно заинтересован моими работами с низкой температурой. Он хочет взглянуть на бриллиант, с которым мы будем производить наши эксперименты.

Хейтер вышел, оставив ученого, ликовавшего в душе своей победе над соперником. Да, этот эксперимент должен увенчать всю его долголетнюю работу. А этот предстоящий визит врага, которого он никогда не видел, и который приедет к нему за советом и с предложением мира (в этом он не сомневался) после двадцати лет ожесточенной травли его во всех научных журналах, радовал его.

То, что испанец обставлял свой приезд некоторыми предосторожностями, не имело значения. Важно было только то, что он первым пошел на примирение.

С веселой улыбкой Райберн вышел из лаборатории и направился в свою оранжерею. Лаборатория и оранжерея примыкали круг к другу. Они составляли левое крыло ряда построек, в которых находились опытные мастерские ученого для производства работ, наполненные котлами и всевозможными аппаратами и водоемами для замораживания воды. Постройки были окружены прелестным садом, где цвели редкие экземпляры роз.