Виктор Положий - Игра в миражи

— Хорошо, спасибо… — прошептал малыш, но Луно толкнул его локтем, чтобы замолчал.

— Что вам от нас нужно? — спросил он напрямик, без страха; за себя Луно не боялся, вот если бы не брат…

— Вы видели? — глянул главарь на своих, и те согласно закивали. — Сеньор не понял. Плату, всего лишь плату. За пользование территорией.

— Держи, — Луно швырнул пачку с остатками сигарет: законы околицы он знал. Вот если бы не брат…

Сорванцы громко расхохотались, и Луно почему-то совсем успокоился.

— Больше у меня ничего нет, — сказал он с вызовом.

— А на руке?! — кивнул главарь, имея в виду часы.

— Вместе с моей головой, — резко ответил Луно, — и не иначе. — Малыша, видимо, они не тронут.

— Это папкины, — пролепетал малый, — а папку и маму ночью гвардейцы забрали.

— Куда?

— Туда. — Резко встав на ноги, Луно подал брату руку. — Пошли.

Сорванцы тоже вскочили, главарь вытянул из земли нож.

— Не петушись, — остановил он их, — все дороги для тебя теперь закрыты: и к родне, и… ты будешь с нами, — и, оглянувшись, приказал своим: — Никто ничего не слышал, ясно? Вот так, — клацнув, нож закрылся и исчез в лохмотьях.

Так они с Фелиппе оказались в мире, существовавшем на окраине города, в трущобах столицы, среди беспризорников и полубродяг. Спали они с Фелиппе в картонном ящике из-под холодильника, накрыв его от дождей, листом железа, питались чем бог пошлет, а чаще всего тем, что удавалось украсть в городе. От такой жизни ничего хорошего ожидать не приходилось. Он, Луно, хорошо разбирался, что к чему, а вот Фелиппе… Если не воровать — умрут от голода, а будут воровать — тоже рано или поздно погибнут. И, найдя работу, за которую им с братом перепадали жалкие крохи, они отделились от компании. Возвращать их не стали, потому что понимали: тем, кто работает, ничуть не легче. А дальше все получилось само по себе: знакомство с подпольщиками, распространение листовок; поручения с каждым разом становились трудней, и вскоре наступил момент, когда пришлось перейти на нелегальное положение; вот тогда-то комитет нашел обеспеченную бездетную семью, которая и усыновила Фелиппе. Годы шли, юный Фелиппе тоже стал рваться в бой, но комитет ему запретил категорически: живи и не привлекай к себе внимания: все еще может произойти, на твой век хватит, а законсервированная явка нужна всегда. Луно сам учил Малого — такую подпольную кличку получил его брат.

Вздохнув, Луно наклонился к первому от ворот бетонному столбику — Фелиппе складывал там мелкие камушки. Пальцы нащупали целую горку — давно не наведывался… Выбрав один, он бросил его з окно…

Камушек легонько ударился о стекло. В комнате вспыхнул желтый свет — это загорелся ночник, стоявший за темной шторой. Затем свет погас, а в окно просунулась рука с белым платком, опустилась вниз. Луно тихо просвистел только им известную мелодию.

— Почему тебя так долго не было? — пожаловался Малый, обнимая брата.

— Дела, Малый, дела.

Брат вырос выше него. Луно чувствовал, как под пальцами играют его твердые мышцы. Он вспомнил, как когда-то тащил его на своей спине, шлепая по сточной канаве.

— Родители спят? — хрипло спросил он, освобождаясь из объятий.

— Спят конечно, — засмеялся Малый. — Ужинать хочешь? Или сварить кофе?

— Ни то ни другое. Родители здоровы?

— Здоровы, конечно. В семье ведь растет будущий врач! Да ты хоть садись. О, а свет на радостях забыл включить!..

— Свет не нужен, поговорим так.

— Что-нибудь случилось? — насторожился Фелиппе.

— Нет, Малый, все нормально. Просто я тебя вижу и в темноте., Как дела у будущего врача?

— Прекрасно! Сдал последний экзамен, впереди — каникулы! Вот бы еще у меня брат не был таким суровым, тогда вообще… Но, может, он наконец Сжалится и чем-то заполнит мои каникулы?..

— Есть дело, Малый, есть… — успокоил Луно.

И все рассказал.

В столице Парами, на углу улицы Лас Розас Бланкас — улицы Белых Роз из такси вышел молодой человек и, не дожидаясь, пока автомобиль уедет, неспешно пошел по тротуару. Стояло ясное и тихое утро. Дворники со шлангами уже закончили свою работу, мокрый тротуар блестел, словно его натерли воском, темно-зеленый плющ тяжело переливался в лучах солнца, прозрачные капли застыли на лепестках роз; а во двориках, как будто не выдержав обильной росы, полегла трава, гордо распустил свои мокрые листья жасмин. Деревца туи чем-то напоминали перевернутые вниз зелеными хвостиками морковки, пальмовый лист изогнулся так, что был похож на саблю, и по нему крупными каплями скатывалась вода. Молодой человек наслаждался утренней свежестью и запахами цветов, наверное, как и каждый, кто здесь жил.