Гаро выколотил трубку о край мраморного стола и задумался. Немец ждал. В беседке стало тихо. В закрытые окна рвался все усиливающийся ветер. Темный парк, казалось, наполнился голосами и криками. Скрип флюгера все чаще тревожил осенний мрак плачущим стоном.
— Мне кажется странным, — заговорил, наконец, Гаро, — почему вам так приспичило узнать о нашей работе. Вы, насколько я знаю, прибыли сюда в качестве гостя. Простите, если я выражусь резко, вы являетесь в роли чуть ли не сыщика. Во мне вы хотите найти сообщника своей работы. Право, мне все это непонятно.
— Нет! Трижды нет! Клянусь честью. Мною руководят совсем иные побуждения. Ничего подобного!
Немец закашлялся.
— Это нужно мне, понимаете, только мне, — продолжал он. — Я знаю, что у вас очень важная и интересная работа. Это по всему видно, но никто еще не знает, что вы делаете. Меня перед отлетом сюда в Берлине предупреждали: напрасно, Курганов ничего не откроет. Но я решил узнать. Мсье Гаро, клянусь вам честью, что я ничего никому не скажу. Понимаете, я биолог. И я слышал странные вещи о вашей работе. Скажите мне только в общих чертах суть вашей работы, мсье Гаро.
«Как он бывает, однако, болтлив», — подумал Гаро, но продолжал молчать.
— Да, странные вещи я слышал в Лондоне в одном месте о вашей станции. Как вы ни стараетесь скрыть, все же кое-что просачивается, кое о чем поговаривают.
— О чем именно?
Пфиценмейстер наклонился к нему через стол и зашептал хриплым шепотом.
— Говорят, что Курганову удалась пересадка… перекрестная пересадка головного мозга между человеком и животным. Говорят, что недаром он выписывает из Африки негров. Потом у вас есть баран. Мне говорили даже, как его зовут: Боб, кажется. Он, говорят, умен, как человек…
Гаро откинулся на спинку кресла:
— Это мне нравится. Баран с мозгами человека! Но это все-таки не так интересно, как человек с мозгами барана.
Пфиценмейстер не понял намека, но, сбитый с толку смехом собеседника, замолчал и снова погрузился в кресло, нервно похрустывая суставами пальцев.
«Или он, действительно, простак, и здесь ничего нет кроме наивного любопытства, или… или это — тонкая бестия», — думал Гаро. Он встал.
— Уважаемый коллега, — насмешливо сказал он, — не кажется ли вам самому странным все-таки ваше предложение? Ужели вы думаете, что для удовлетворения вашего пустого любопытства я пойду на риск? Где гарантия, что все это останется между нами, если бы я даже решился посвятить вас во все? И мне не много пользы от такой роли. Как вы думаете? Посему — спокойной ночи.
Гаро медленно, но решительно направился к двери, внимательно прислушиваясь к малейшему движению немца.
«Вернет или нет?» — мелькало у него в голове.
Пфиценмейстер, сначала было упавший духом, под конец понял с кем имеет дело.
— Сколько? — крикнул он, дав дойти Гаро до двери.
— Десять тысяч фунтов.
— Пять!
Гаро издал носом звук, который должен был выразить презрение, и, открыв дверь в парк, нащупывал ногой ступеньку лестницы. Ворвался ветер.
— Восемь!
Не оборачиваясь, Гаро продолжал спускаться. Немец бросился к выходу и поймал его сзади за пиджак.
— Хорошо, я согласен, черт вас возьми.
Глухо смеясь, Гаро вернулся и сел на прежнее место.
— Я тоже согласен, — сказал он, доставая трубку, — но при одном условии: никаких подробностей вы от меня не услышите, только что, а не как.
Собираясь посвятить во все нового человека, Гаро вдруг представил себе, насколько это должно показаться фантастичным и невероятным. Вообще сообщение новости доставляет удовольствие; удивление и восторг слушателя отчасти переносятся и на сообщающего. А ведь это была сногсшибательная новость! Гаро увлекала мысль, как отнесется к его сообщению Пфиценмейстер. И даже если бы тот отказался от уплаты десяти тысяч, он все равно не удержался бы от удовольствия ошарашить сухопарого ученого.
— Мы работаем над проблемой личного бессмертия.
Гаро зажег мегурановое огниво и, раскуривая трубку, успел рассмотреть напряженный взгляд вытаращенных глаз немца.
— И наша работа, — продолжал он, — увенчалась полным успехом. Вот все, что я могу пока вам сказать… да… пока не увижу гарантии уплаты десяти тысяч.
Гаро был великолепен (он был доволен собой). Да, черт возьми, мы — люди дела и не теряем времени на лишние разговоры.
Слышно было, как в руках Пфиценмейстера шелестит бумага.
— Посветите.
Гаро, заслонив свет полой пиджака, зажег огонь. Химическим карандашом немец быстро подписал чек и передал его Гаро. На бланке стоял штамп одного из крупнейших лондонских банков.
Читать дальше