Артур Дойль - Капитан «Полярной звезды». Повести, рассказы

— Так во что же вы снова вляпались? — не выдержал я.

— А вот вы попробуйте сами рассудить, сэр. Лет эдак десять назад — точнее сказать не могу, всегда был слаб на даты — сел ко мне какой-то моряк, здоровенный такой рыжеусый детина. Велел ехать к докам. После той истории с фальшивомонетчиком — вы помните? — который так злоупотребил моим доверием, я решил прорезать небольшое оконце — да вот это самое, к которому сейчас прижался носом ваш мальчуган, — потому как приватность приватностью, но должен же я знать, что там творится у меня внутри? Так вот, уж не знаю, что меня в нём насторожило, только решил я за этим морячком приглядеть. Ну и я вам доложу, сэр, что малый всю дорогу сидел с каким-то здоровенным куском угля в обнимку, прямо-таки любовно держа его у себя на коленях, словно какую хрупкую драгоценность. Я, понятное дело, решил, что парень просто залил под завязку цистерны ромом и может теперь начать чудить. Вот я и приглядывал за ним всю дорогу. Оконце, как можете видеть, небольшое, и изнутри не разберёшь, смотрит ли кто в него снаружи. Так вот, я смотрю, он что-то там нажал на этой глыбе угля, и она раздалась на две половины, а внутри оказалась вроде как полость. Я так кумекаю, что это было что-то вроде небольшого сундучка, снаружи загримированного под глыбу угля. Во-от какие дела… Ну, я тогда ничего больше не понял, а как он вышел в этих доках и расплатился, так я и вовсе выбросил эту историю из головы. А вслед за этим случился тот взрыв в Бремерхафене, и поползли тогда всякие слухи об этих угольных бомбах… Во-о! Тогда только я и сообразил, что такое происходило прямо у меня на глазах. Такого-то молодчика я провёз на своей громыхалке. Ну, ясное дело, я сообщил в полицию, да, видать, поздно было: никаких концов они не нашли.

— ???

— Как, сэр? Вы не знаете, что такое угольная бомба? Ну, скажем, парень страхует своё судно на сумму гораздо больше, чем оно само стоит, понимаете? Ну так вот, идём дальше: как теперь ему, спрашивается, быть, чтобы… Догадываетесь, да? В замаскированный под кусок угля сундук этот тип прячет заряд динамита или другой какой подлой дряни, которой сейчас понапридумывали. Затем он оставляет свою бомбу среди запасов угля, который берётся на борт корабля. В конце концов этот уголёк попадает в топку — и тут бум!!! Корабля и след простыл. Вот теперь и поговаривают, что не один, далеко не один корабль пошёл ко дну подобным образом.

— Да, жизнь у вас, как я погляжу, богата приключениями, — подвёл я итог, ибо мы прибыли наконец к месту своего назначения.

— Ах ты ж ведь! Чуть мимо вас не провёз, голова моя садовая! Вот же она — «Александра»! Приехали. Но, в общем, вы, конечно, правы, сэр. Приключилось со мною много разного, и всё это — святая правда, как слова Евангелия… Коли ваша хозяюшка пожелает прокатиться за город, воздухом подышать или ещё что — милости просим, сэр, весь к вашим услугам. Мой адрес: Коппер-стрит, девяносто четыре. А сами изволите пожелать, милости прошу ко мне на козлы, и я вам расскажу истории куда удивительнее сегодняшних — их мне не занимать стать… Ой, ваш парнишка, как погляжу, уже рвётся наружу, как бы чего не сломал, да и жёнушка ваша колотит в окно пляжным зонтиком. Осторожнее, сэр, вставайте на подножку, не промахнитесь! Вот так! Правильно! Не забудьте адрес: Коппер-стрит, девяносто четыре! Удачи, мэм, и вам, сэр, удачи!

Не успел я ответить, как громыхалка уж укатила прочь. Да, жизнь, полная приключений, правда, происходят они, быть может, в основном в собственном богатом воображении! Ещё минута — и громыхалка наша затерялась среди множества других экипажей, подвозивших нарядную и праздную толпу отдыхающих, и всем им не терпелось прогуляться в знаменитом парке.

1887

— Послушай, Боб, — сказал я, — так не годится, надо что-то делать!

— Надо, — эхом откликнулся Боб, попыхивая трубкой, когда мы сидели вдвоём в маленькой, затхлой гостиной Шамрок-Армса — унылого постоялого двора в Гленмэголи.

Гленмэголи больше было решительно нечем прославиться, как только тем, что эта деревня — центр огромного пространства болотных земель, на которых ведутся торфяные разработки. Болота эти тянутся с удручающим однообразием до самого горизонта, и ни единая неровность, ни единый выступ не оживляет их. И только в одном месте, на Морристонской дороге, зеленела сиротливая полоса густого леса, но подобная роскошь в здешних краях могла лишь усугубить безнадёжность окружающей пустыни. Сама деревня — это вытянутая линия жалких домишек с соломенными крышами, в каждом дверь распахнута настежь, и в неё бегают туда-сюда босоногие дети, тощие свиньи, куры и петухи, шагают взад-вперёд мужчины-оборванцы и грязные, неряшливые женщины. Но Бобу Эллиоту туземцы, судя по всему, нравятся. Уж точно ему лестно, когда он идёт по улице, слышать восхищённые восклицания, несущиеся вслед, вроде: «Ой, ты только погляди на него! Вишь, какая одёжка на нём шикарная!» Или: «Ай-яй, какой красавчик этот шентильмен, а?» И прочее в том же роде. Но я выше всего этого. Помимо того что я куда красивее Боба, красота моя относится скорее к интеллектуальному типу, и таким дикарям её понять не дано. Нос у меня с благородной горбинкой, на лице — аристократическая бледность, а очертания головы недвусмысленно говорят об отменной умственной силе. «Ладно уж хоть не урод какой-то!» — вот, пожалуй, самое безобидное суждение, высказанное на мой счёт этими жалкими недоумками.