Валентин Гаркуша - Дубовый лист

Между прочим, сапоги были сильнейшими конкурентами туфель, и даже несмотря на теплую, хоть конечно уже и не летнюю погоду, занимали большую часть в здешней обуви.

Женщины выглядели куда интересней. Все разные, цветные, в мехах, но не шубах, а накладках или отдельных элементах одежды. Во всевозможных украшениях. А на головах: от платка до широкой соломенной шляпы. Ну, а если головного убора не было, то его всецело заменяла вычурная прическа, с вплетенными в косы украшениями или яркими заколками. Платья тоже были разнообразные, от широких, насыщенных и громоздких, усеянных бисером, кружевами, пуговицами. До наоборот, легких и невзрачных, где кроме сукна, особо ничего и не было.

Молча, с открытыми ртами, пара медленно поднималась мимо трех и двухэтажных домов, собранных из огромных кирпичей ракушняка. Эти дома в одно и то же время были знакомыми, но и совершенно чужими. Вроде те же, что и в их мире, но только практически новые, с неровной, но очень качественной отделкой. Где каждое окно, и каждая рама сделаны руками, с любовь и на совесть.

Из этих разноцветных, словно сказочных домиков, через высоченные деревянные двери, с вырезанным узором, выходило все больше и больше народу. И теперь, уже не все шли в том же направлении, некоторые сворачивали на перпендикулярные улицы и уходили вглубь, а некоторые останавливались у выхода и ждали экипажи. Но на огромное облегчение, никто особого внимания не обращал, ни на Адама, ни на Викторию. Разве что беглый взгляд, но потом и его робко, словно со страхом, отводили в сторону.

— Наверное, все-таки, слишком знатно оделись, — шепнул Адам, своей супруге. — Хорошо хоть соответствующе, вроде бы не таращатся. Значит, вроде правильно. Это успокаивает.

И чем выше поднималось солнце, тем сильнее нарастал гул, и прибавлялось людей. Причем, основная их масса уже не выгладила так беспечно и ухоженно, как жители тех цветных домов. Новые люди были одеты намного скромнее, что в первую очередь выражалось в цветах их одежды, и аксессуарах к ней. Эти цвета не были яркими, но и не были строгими как, например костюм Адама. Они были в основном блеклые или просто серые, словно мешковина. Да и сами люди были грязными и растрепанными, как и подобает быть настоящим крестьянам.

Так же выросло число и маленьких повозок, которых с каждой минутой становилось все больше и больше. Все чем-то груженные и куда-то спешащие, приехавшие явно из других сел или городов, или же наоборот, туда с утра отъезжающие. А вид был у всех стандартно одинаковый. Одна худенькая лошадка, да пара извозчиков, а в задней части повозки либо мешки, либо тюки. И все они прямиком, с порта или же Привоза.

Уже даже успела проехать громоздкая и скрипящая карета, запряженная двумя ухоженными лошадьми. Она бойко подпрыгивала на булыжниках и шаталась во все стороны, будто вот-вот развалится. Виктория, в свою очередь, со словами: «ты потом мне спасибо скажешь», уже не так открыто, но все же, нагло, сфотографировала ту.

— А что хоть за улица? — спросила она.

— Сейчас. Вон, вроде указатель, — и Адам из-за всех сил попытался его прочесть. Но так и не смог разобрать почерк. — Лисоветинская или Писоветинская. Как-то так. А, там буква Е. Елисаветинская, кажется. И если не ошибаюсь, это будущая Щепкина.

— А та, раньше, по которой мы поднимались, Софиевская. Представляешь, и тогда была. Вот только нашего института еще нет, но скоро построят.

— Ага, резюме отправлю, — улыбнулся Адам.

Вдруг, быстрым шагом, буквально пронеслись мимо, низкорослый отец, с пышной бородой и картузом, и его пухлый сын, который по одежде был буквально уменьшенной копией отца. И когда они обгоняли супругов, отец своим писклявым и скрипучим голосом, оживленно рассказывал.

— Аке парасяночек, уиии уиии уиии.

— Это реп? — не удержалась Виктория и прокомментировала услышанное, едва те скрылись. — Вот уж не ожидала, что первое внятное, что я услышу тут, будет таким невнятным. Даже как-то разочаровало.

И как только Вика договорила, так сразу заметила, что над ней порхает яркая красная бабочка и целенаправленно кружит прямо перед ее глазами. Будто она разумное существо и пытается войти в контакт с человеком. Немного покружив, бабочка села девушке прямо на лоб и расправила крылья, обнажив всю их красоту.

— И ты по-прежнему считаешь, что это феромоны? — твердо спросил Адам, совершенно не вопрос.

— Я не имею представления, как это объяснить, — аккуратно и тихо ответила Вика. — Возможно это то, чего мы еще не понимаем. А после твоей машины, я просто математически уверена, мы не понимаем вообще ничего.