Сара Барнард - Прощай, мисс Совершенство

Однако я все еще размышляю об этом. Об увлечениях, которых не случилось, потому что жизнь пошла по другому пути. Сколько гениальных скрипачей не играет на скрипке, потому что они выросли в домах, где никто не увлекался музыкой? Или – что еще вероятнее – в домах, где не было денег на скрипку? Я думаю о балерине, которая ни разу в жизни не танцевала, никогда не вставала на пуанты, не сходила ни на один урок. О всех жизнях, которые нам не довелось прожить.

Обо всем этом я размышляю, когда остаюсь наедине со своим садом. Я провожу там добрую пару часов, забывая обо всем на свете среди своих цветников. Мой разум очищается; нервы перестают натянуто звенеть. Я делаю несколько глубоких вдохов, чувствуя привычную податливость почвы под коленями. Я поднимаюсь на ноги и медленно направляюсь обратно в дом.

Обедаю я поздно: поджариваю бутерброды с сыром, открываю пачку чипсов и уношу к себе в комнату. Там я устраиваюсь поудобнее с кошкой на коленях. Она растягивается у меня на ногах, мурлыкая и цепляясь когтями за мою кожу.

Я включаю ноутбук и открываю несколько сайтов с новостями, чтобы проверить, нет ли обновлений. «Дейли Мейл» выложили увеличенную фотографию Бонни и мистера Кона с камер слежения на парковке, подписав огромными буквами: «ГДЕ ЖЕ ОНИ?» Не очень-то изобретательно. Би-би-си опубликовали хронику перемещений с вечера пятницы до середины дня субботы. Это напоминает мне: полиция давно потеряла их след. На сайте «Гардиан» выложена колонка, в которой автор ругает «нас» (мне всегда интересно, кто эти «мы» в авторских колонках) за то, что мы слишком давим на «юных девушек». Там и «сексуализация подростков», и «изобилие порнографии», и «бесконечная погоня за совершенством в мире социальных сетей», и «боязнь не оправдать ожиданий даже самых любящих, лояльных родителей».

А потом еще вот это:

Если верить рассказам, Бонни Уистон-Стэнли была примерной ученицей и идеальной дочерью: умница и отличница, вежливая и воспитанная, ни единого выговора за годы учебы. Однако мы не знаем, что крылось за ее улыбкой, и, что самое опасное, мы даже не пытаемся узнать. Мы приравниваем интеллект и успехи в учебе к счастью, хотя нам хорошо известно, что такие сопоставления беспочвенны. Сколько юных душ страдают от депрессии и тревожности в погоне за успехом? И сколько, образно выражаясь, «слетают с катушек»?

Возможно, Бонни Уистон-Стэнли, с ее недюжинным интеллектом, предвидела собственную судьбу. Возможно, в ее глазах побег с обаятельным красавчиком-учителем, который любил и принимал ее независимо от успехов в учебе и шансов поступить в университет, был спасением? Такая романтическая перспектива покажется привлекательной в любом возрасте, но представьте, каково это было для пятнадцатилетней девушки! Подростка, который привык оценивать себя по экзаменационным баллам?

Мы все заслуживаем шанса расправить крылья, почувствовать ветер свободы и пуститься в полет. Нам всем нужно время от времени совершать ошибки, которые приносят столько радости. Разбираться с последствиями решений, принятых в момент страсти. Узнать вкус неудач. Я надеюсь, что, когда Бонни вернется домой после приключения – которое, несомненно, будет вспоминать как период бунта, – она найдет в людях сочувствие. Я надеюсь, что мы не забудем, каково это – быть пятнадцатилетним подростком.

Я перечитываю статью три раза, пытаясь понять, какие эмоции она во мне вызывает. Раз за разом мои глаза цепляются за слово «сочувствие». Мне кажется, люди и так относятся к Бонни достаточно сочувственно. Все эти слова про бунт, про необходимость расправить крылья… Разве это не вежливый способ сказать, что она облажалась? Почему, когда у девочек вроде Бонни наступает «период бунта», люди пытаются их понять? Но если кто-то непохож на Бонни… если не получает пятерок… если у них нет «любящих, лояльных родителей» и если они получают выговоры в школе, то их просто списывают со счетов?

Вот взять меня, например. Я пыталась устроить свой собственный бунт (хотя бы потому, что этого ожидают от «проблемных» подростков вроде меня, что бы это ни значило), но ничего не вышло. Это не принесло мне никакой радости. Все, что я делала – все, что должно было подарить мне ощущение свободы, – только меня запутывало.

Кэролин с Бобом встретили мой бунт во всеоружии – думаю, они готовились к нему с того времени, как удочерили меня, когда мне было девять. Наверняка они подумали, что однажды я непременно стану оторвой. Мы должны подготовиться. Поэтому, когда пару лет назад я начала поздно возвращаться домой, огрызаться, пить и курить, они не удивились. Мои приемные родители решили осыпать меня безусловной любовью и пониманием. И я не только про случаи, когда я кричала на них и слышала в ответ признания в любви. Я имею в виду другое.