Сара Барнард - Прощай, мисс Совершенство

Очевидно, однако, что, по всеобщему мнению, мы трахаемся, как кролики. Я получила свою абсолютно не заслуженную репутацию в девятом классе – и одно это показывает, какой это на самом деле бред. Одна размытая фотография сисек – и вас заклеймят на веки вечные. Иногда я думаю: а вот другие девушки, которых считают шлюхами… может, они тоже ни с кем не спят? Может, это такой заговор?

Как ни странно, Коннор от этого только выигрывает: другие парни в школе одобрительно хлопают его по спине, причем делают это те же самые люди, которые раньше считали его хлюпиком и дразнили. Какой-то цирк с конями.

Я стараюсь делать вид, будто мне безразлично, что обо мне говорят. Но если честно, мне по-прежнему хочется расплакаться, когда клоуны вроде Чарли Рутерса на весь кабинет называют меня шлюшкой. Я чуть не бегом бросаюсь к учительнице, только чтобы отделаться от него.

Никогда раньше я не рвалась с ней побеседовать, и миссис Бервик, похоже, несколько ошарашена моим энтузиазмом.

– Привет, – нарочито небрежным тоном говорит она, от чего вся ситуация становится еще страннее. – Как поживаешь, Иден?

– Нормально, – отвечаю я.

– Хотела проверить, как у тебя дела, – говорит она. – Убедиться, что ты справляешься, ну, я про эту историю с Бонни Уистон-Стэнли и… – Она медлит всего секунду, но я замечаю паузу. – И мистером Коном.

Какой странный вопрос. Что она себе возомнила? Что я внезапно забуду, как пять лет меня в школе считали «неисправимым случаем», и ни с того ни с сего стану с ней делиться переживаниями? И даже если бы я не справлялась – хотя я справляюсь, – с чего мне обсуждать это с миссис Бервик ?

– Все в порядке, – говорю я.

– Мы все переживаем. В смысле и я, и школьная администрация. Переживаем, что этот… этот спектакль нарушает ход ваших жизней в такой ответственный момент.

– А, да ничего. Все в порядке.

– Пресса и так уже нарушает спокойствие школы. Журналисты пытаются проникнуть в школу, вынюхивают, что бы добавить в свои репортажи. Конечно, им запретили вход на школьную территорию, но при наличии интернета физическое отсутствие мало что значит.

Я уже начинаю думать, что разговаривает она не со мной, а сама с собой, как миссис Бервик спрашивает меня:

– У тебя не было никаких неприятностей? Может, журналисты пытались связаться с тобой в Фейсбуке? Твиттере? Инстаснэпе, или как там оно называется?

Я пожимаю плечами, отрицательно качая головой. Этот жест вырывается у меня автоматически – и, видимо, сбивает ее с толку. Она хмурится.

– Нет, – добавляю я.

– Ничего? – с сомнением переспрашивает она. – Другие ученики уже рассказывали мне, что журналисты пытались связаться с ними через соцсети. Удивительно, что тебя они не донимают… ведь ты лучшая подруга Бонни.

Боже, а ведь я могла легко избежать этого допроса. Стоило только сказать, что мне пришло несколько сообщений, но я их проигнорировала. Мне не хочется объяснять, почему никто мне не написал, но я вижу, что миссис Бервик уже заинтересовалась и, возможно, подозревает меня в чем-то. Ладно, была не была.

– Я не использую свое настоящее имя в соцсетях, – говорю я и добавляю про себя: «УЖЕ не использую».

– Ого. – На ее лице отражается сначала удивление, потом уважение. За все пять лет моей учебы я ни разу не замечала, чтобы она за что-то меня уважала. – Что ж, это очень разумное решение, Иден.

– Угу, – мычу я, надеясь, что теперь она меня отпустит.

– Жаль, что другие ученики не такие предусмотрительные. И учителя тоже! – Она издает короткий смешок и смотрит на меня, словно ожидая, что я присоединюсь к ней, хотя непонятно, чем вдруг она заслужила такое приятельское отношение с моей стороны. Я непонимающе моргаю. – Ну ладно, – говорит она наконец. – Сообщи, если тебя выследят, хорошо? Мы тебе поможем.

– Ладно, – отвечаю я, хотя если я где-то и буду искать помощи, то явно не в школе.

На самом деле в том, что я скрываюсь в соцсетях под псевдонимами, нет ничего заслуживающего уважения. Никакой предусмотрительности, только суровая необходимость.

Я выхожу в пустой коридор, достаю телефон и открываю Фейсбук.

Хэзер Уайт. Имя, при помощи которого я скрываю свою настоящую жизнь. Настройки конфиденциальности скрывают не только то, что я пощу на своей стене, но и все остальное: моих друзей, мои фотографии. Все, что могло бы навести людей на мой след. Вернее, не людей, а одного конкретного человека. Мою маму.

– Настоящее засекречивание данных, – сказал Коннор давным-давно, когда я ему объяснила, почему на Фейсбуке меня зовут иначе. – Круто.