Василий Воронков - Синдром отторжения [litres]

Я открыл рот и беспомощно протянул к ней руки. Все вокруг застилала белизна.

Таис шагнула в зияющий дверной проем.

– Если только… – пробормотал я. – Если только в дэ два действительно…

С лязгом закрылась дверь, и я вздрогнул, очнувшись.

Все вокруг заполонил красный пульсирующий свет, словно в глазах у меня лопнули кровеносные сосуды. Истошный свист впивался, как раскаленный бур, в черепную коробку. Я застонал от боли и вытащил из уха визжащий сигнализатор. Небольшой, похожий на яблочное семя, он все еще вибрировал в руке. Я сжал пальцы. Передатчик щелкнул и переломился, и два его смятых обломка разлетелись в разные стороны в кровавом мареве над головой.

Я не понимал, что происходит.

Меня волной накрыла непроницаемая тишина. Я был один. Я тонул в невесомости. Каждый вздох давался мне с трудом, а грудь разрывало от боли – точно от смертельной раны, из которой бьет кровь, окутывая тебя красным туманом.

Я прижал к груди руку и почувствовал, как тяжело и неровно стучит сердце. Но я был жив. Я находился в рубке, залитой аварийным светом. Где-то далеко, за плотной поволокой из безумных огней, мелькали экраны терминалов. Генераторы воздуха работали, однако каждый вздох отдавал привкусом ртути, как венозной кровью.

Я дернулся от боли и зашелся кашлем. Но я был жив. Я потерял сознание, меня выбросило из нейроинтерфейса, и я…

Лида!

Она оставалась в кубрике, плотно укутанная в кокон. «Ахилл», возможно, доживал последние мгновения, отрубалось электричество, гасли экраны терминалов, и воздух заполняла тяжелая ртуть, но все это было неважно.

Я изогнулся и, напрягая глаза, рассмотрел в кровавой поволоке открытый люк. Я барахтался, пытаясь зацепиться за что-нибудь. Грудь по-прежнему распирало от боли.

Внезапно меня, как волной, понесло к открытому проему, и я вывалился в коридор. От двери в кубрик меня отделяло лишь несколько метров, я схватился за поручень в стене, и тут же странная неумолимая сила – словно потоки воздуха в аэродинамической трубе – потянула меня вниз, в пропасть. Коридор перевернулся, превратившись в отвесный туннель, и я повис над ним, чувствуя, как невозможная гравитация разжимает мои пальцы.

Лида!

Я изо всех сил рванулся вперед, прыгнул, превозмогая слабость, – и ухватился за следующую скобу.

Лида была в нескольких метрах от меня.

Я посмотрел на закрытый люк над головой и попытался зацепиться за еще один поручень, но коридор вновь покачнулся, а пол стал меняться местами с потолком. Я повис, едва удерживаясь двумя руками за дрожащую перекладину; меня затаскивало в отверстую бездну, в хаос из мельтешащих красных огней.

Руки вспотели, стали соскальзывать пальцы. Я постарался подтянуться, но очередной толчок сорвал меня со стены. Я ударился спиной о выступ и вдруг повис посреди коридора. Мое тело опять потеряло вес.

Нельзя было терять ни секунды.

Я снова прижался к стене и принялся карабкаться вверх, к закрытому люку. Когда толстая металлическая створка оказалась прямо надо мной, коридор вновь превратился в отвесный колодец, и я едва удержался за поручень, с трудом сопротивляясь силе тяжести, неумолимо тянувшей вниз.

Сенсорная панель замка слабо подсвечивалась красным. Дверь в кубрик была закрыта. Я протянул к панели ослабленную руку. Мышцы напряглись, пальцы задрожали. Ноги скользили по гулкой обшивке стены. Коридор затрясло, как при перегрузках во время посадки, и я схватился за поручень обеими руками.

Только бы не сорваться.

Я чувствовал, что остаются последние секунды. Мне вдруг вспомнились слова старого профессора из института о выходе из лабиринта.

– Лидия… – прошептал я.

Я приник к стене, набрал побольше воздуха в грудь – отравленного и пустого, пропитанного углекислым газом, – и прижал ладонь к сенсорной панели замка.

Люк с грохотом открылся.

…