По подбородку у него текли белёсые подтёки, и, чёрт побери, это выглядело так пошло… Едва опавший член снова поднялся как по стойке «смирно!» Рывком. Да что ж такое-то?! Если так будет продолжаться, как я буду ходить с этим? И, заметив, что я уже не то, что смотрю, а пожираю его глазами, Мэйд принял ещё более пошлый вид, хотя, казалось, куда уж больше? И облизнулся. И глаза такие честные и с лукавыми искорками. Артист, блин. Если Ниро всегда был искренним, то у Мэйда просто потрясающая способность играть. Но сейчас он это делает не с целью обмануть меня, а с целью показать что-то. Кажется, я начинаю понимать его язык жестов.
— Что? — ехидно спросил я. — Голова-то зажила уже, что ли?
— Не поверишь, но мне правда лучше!
— Не поверю. Нужно продолжить лечение! — вдохновенно воскликнул я и, набросившись на него, завалил на одеяло спиной.
Голову придержал, чтобы он не ударился. Одеяло одеялом, но лежанка довольно жёсткая получилась. Укрыл нас второй половиной, чтобы эти вуайеристы не подглядывали. Пора сделать, что обещал.
От Мэйда пахло какими-то медикаментами, его запах совсем не чувствовался. А жаль. На миг меня даже ревностью кольнуло. Чёртовы врачи облапали моего котика, и теперь он воняет. Обхватив его член рукой у основания, я аккуратно провёл языком по головке. Ммм. Неплохо.
— Стой, Алекс, стой… Иди сюда.
Мэйд за ногу потянул меня наверх и вбок, затащив на себя. Нет, я раньше пробовал в такой позе, шестьдесят девять, не здесь и не в этой жизни. Но вот быть сверху как-то не приходилось. И вообще какая-то странная поза для двух парней. Нет? Знал бы я ещё, что странно, что нет, как-то раньше вообще и подумать не мог, что с парнем сексом заниматься буду. Представив, какой вид ему сейчас открывается, покраснел. Да что там покраснел, меня всего аж в жар кинуло. Хорошо, что Мэйд моего лица сейчас не видит, только задницу. Это слишком пошло. Да и Мэйд сегодня слишком пошлый. Ещё это чёртово одеяло спало!
— Мэ-е-ейд! — зашипел я.
— Ум?
— Закрой одеялом! Дует! — разочарованно вздохнув, тот прикрыл мне задницу.
Так-то лучше. Я вернулся к прерванному занятию. И неожиданно увлёкся. Я просто потерялся в ощущениях, уже забыв, где я и зачем. Мозги просто выключило. Под одеялом было жарко и душно, Мэйд был горячий, как печка, а я, казалось, плавился и растёкся лужей по нему. Он постанывал, заглатывая мой орган чуть ли не целиком, и пытался царапать мне задницу коготками, но они, к счастью, были слишком короткими.
И тут одеяло резко сдёрнули. Я поднял голову и ошарашенными глазами уставился на куратора.
— А. А я думаю, чего это вы тут шуршите, — нагло заявил он.
Решив было сначала смутиться и покраснеть, я резко передумал и разозлился. «Шуршите, блин! Никакой личной жизни. Что мы могли ещё под одеялом делать? Гори в аду, куратор!» — подумал я, но благоразумно промолчал.
— Знаешь, у моего отца тоже был человек. Он затрахал его до такого состояния, что он начал сраться под себя, но он его не выкинул, даже когда он стал старым. Любил. Эту старую отвратительную развалину. Нужно было его усыпить. Хотя бы из жалости. Впрочем, пристрелить его надо было ещё в детстве. Он был беспросветно туп!
И-и-и-и? Смысл его слов что-то ускользал от меня. Мне-то он зачем это рассказывает? Чтобы я пожалел человека или восхитился такой «великой любовью»?
— Я всегда считал людей отвратительными, но вы… Разумные. Другие. Вы и послать можете.
Ещё один Ласко…
— Тебя послать? — иронично изогнул бровь я.
Не, а чё, я могу, может, мужик мазохист? Там «отшлёпай меня», «назови меня сучкой».
— Вот об этом я и говорю. Стоишь тут в такой позе и хамишь.
Куратор протянул руку и, ухватив меня за волосы, прижал голову к решётке. Мэйд зашипел, но я пихнул его ногой. Не надо, мы милые и послушные. Улыбаемся и машем.
— Не забывай, что твой Мэйд при малейшем твоём взбрыке распрощается с жизнью!
— Да понял, я понял. Не надо угрожать, — я попытался вырваться, но куратор держал крепко.
— И как далеко готово зайти твоё понимание?
Куратор всё-таки отпустил мои космы и провёл по спине рукой, остановившись на заднице. Мэйд снова попытался дёрнуться, но я прижал его ногой. Взглянул в глаза куратору. Похоти там вообще не было ни на грамм, только холодный исследовательский интерес. «А ведь он просто исследует мою реакцию, — понял я, — все мои приключения тут проходили под камерами, всё снимали, анализировали». Зачем? Чтобы влиять, контролировать, чтобы узнать слабые места. А потом, наверное, будут ломать. Выявят слабые стороны, закинут туда крючки, чтобы без команды даже вздохнуть лишний раз не смел, и будут управлять, как марионеткой. Но ведь в эту игру можно играть вместе. Ребят, я тоже могу врать и притворяться. Вы никогда не узнаете мои слабые стороны. Кроме Мэйда, к сожалению… Но пусть это будет единственным, чем можно на меня давить.
Читать дальше