Джордж Локхард - Райские птицы

Яускас нервно усмехнулся.

— У нас речь идет о камне, который бог не сможет поднять.

— Вот-вот, — отозвался крылатый. — С разумом та же история. Видите ли, разум действительно всесилен, и границ у познания нет. Беда в том, что разум оказался способен сотворить то, что не в силах осознать. Таким образом, парадокс получил эмпирически найденый ответ: да, бог может создать камень, который он затем не поднимет.

— И с этого мига перестанет быть богом, — шепнула Ичивака.

Повисла тяжкая, гнетущая тишина. Огрин медленно выдохнул и на миг зажмурился, стараясь отогнать убаюкивающее тепло къен, мешавшее мыслить четко.

— Итак, мы прошли испытание, — произнес он размеренно. — Теперь скажите, наконец: в чем тайна этого мира?

Тау горько улыбнулась.

— У вас есть вся информация, чтобы догадаться.

— Я в этом сомневаюсь! — резко возразила Хельга. Драконесса качнула головой.

— Информацией владеет лишь Огрин.

Капитан замер. Его разум вспыхнул лихорадочным жаром.

— Только я?

— Да.

— Почему?

Крылатая ответила не сразу; вначале она некоторое время отрешенно водила когтем в траве. Капитан резко шагнул вперед:

— Почему я?

— Знаете, мы ведь следили за вашим кораблем еще на орбите Земли, когда его строили, — не поднимая глаз, тихо сказала Тау. — Никто не ждал людей в этом тысячелетии…

Космонавты невольно отпрянули. Яускас широко раскрыл глаза:

— Вы посещаете Землю?!

— Иногда, — еще тише отозвалась драконесса.

— С какой целью?!

Тау подняла голову и взглянула прямо в лицо Огрина.

— Мольберт, — сказала она размеренно и четко.

Воцарилось изумленное молчание. Ветер гнал по траве искристые волны, развевал драконьи гривы. Неземная красота пейзажа накладывалась на глубокое, почти интимное ощущение къен, разрывая связи с реальностью, волнуя сердце. Потрясенный Огрин поднял руки к лицу, взглянул на ладони.

— Мои картины, — прошептал он. — Вам известно, что я художник?

Янтарный дракон очень серьезно кивнул. Капитан отшатнулся:

— Картины! — он широко раскрыл глаза. — Этот мир — картина?!

Тау вздохнула.

— Зачем людям живопись? — спросила она негромко. — Ведь есть фотография, кино, голограммы…

— Нет! — крикнул Огрин. — Я не верю!

Изумленный Яускас облизал губы.

— Къен… — прошептал биолог. — Им знакомы эмоции?

— Радость, горе, любовь, все это известно и животным, — глухо произнес Бьорн. — Раз мы унаследовали их от предыдущей ступени…

— …то и следующая унаследует от нас, — закончил Яускас. — Невероятно!

Огрин попятился, упрямо качая головой.

— Нет. Нет! Так не может быть! Это нонсенс!

— Все логично, — сухо заметила Хельга. — Мы, люди, рисуем картины. Творчество дарит нам наслаждение. Почему бы ИМ не рисовать миры?

— Но Вселенная не холст! — в отчаянии крикнул Огрин.

Перламутровая драконесса с легким удивлением склонила голову на бок.

— Почему? — спросила она просто.

— Потому что мы живые! — рявкнул капитан. — Мы разумны, у нас есть свобода воли и собственный путь!!!

Серебряный дракон моргнул.

— Так ведь никто их не отбирает, — заметил он коротко.

Янтарный с хлопком расправил над поляной гигантские прозрачные крылья.

— Мы вовсе не собирались оставаться, когда обнаружили Дуагею тысячи лет назад, — произнес он сурово. — Но первый къен испугал нас сильнее, чем любая опасность в Космосе, с которой драконы сталкивались ранее. Здесь мы ощутили… гармонию. Къен не навязывает, не лишает воли — он демонстрирует. Великий художник открывает вам неоконченное полотно, и одним лишь взглядом дает понять, сколь идеально, прекрасно и… правильно… в него вписался бы ваш образ. Оглянитесь, — янтарный обвел крылом горизонт. — Вы ведь и сами видите, как подошли этому миру драконы. Недостающий штрих, последний мазок, завершающий сказку.

— Королевский зверинец, куда, наконец-то, привезли тигров, — мрачно отозвалась Хельга.

— Нет, — улыбнулась Ичивака. — Скворечник.

Огрин вздрогнул от яркости аналогии.

— Точно, — прошептал он. — Скворечник. Красивое и уютное гнездышко.

— Как может птица устоять? — горько улыбнулась драконесса.

Потрясенный Яускас сгреб ладонями волосы.

— Мольберт. Он смешивал краски на Земле, экспериментируя с цветами, а добившись нужного — наносил мазок. Что будет, если слить зеленый и желтый? Кобылицу и девушку?

Ичивака звонко рассмеялась.

— Среди нас и жеребцы есть, — заметила она лукаво.

Яускас ахнул и широко раскрыл глаза.