Виктор Гончаров - Долина смерти. Век гигантов

«Старое слово» — это обычай, закон, установленный неизвестно когда и неизвестно кем, но закон обязательный для всех без исключения. Неисполнение его каралось смертью.

Так они боятся «старого слова», — думал Николка, довольный, что загадка, наконец, раскрыта. Они удрали от стариков, бросили их без защиты и без мясного питания и теперь боятся справедливой кары. Не будь эта кара столь жестокой, он без колебания перешел бы на сторону стариков. Ведь, заботясь о себе, они заботились также о женщинах и о детях и этим сознательно или бессознательно стояли на страже всего коллектива. Тут возразить ничего нельзя. Вполне правильная тактика. Но дикарей нужно было ободрить, заставить их довести до конца экспедицию. Николка сказал:

— Пусть охотники не боятся «старого слова». Къколя скажет старикам новое слово. Пусть Мъмэм смело продолжает путь.

Все же дикари не чувствовали в себе достаточно бодрости, чтобы показаться на глаза покинутой орде. При знаках общего одобрения снова выступил хитрец Ург. Подражая в интонациях и в построении фразы Къколе, он важно сказал:

— Пусть Къколя сам говорит со стариками. Маленький вожак имеет большую голову и язык быстрый, как стрела. Охотники будут немы, как дождевые черви. Пусть Къколя смело говорит свои новые слова.

Николка торжественно согласился. Тогда всадники соскочили с коней и взяли их за повода. В настороженном безмолвии они прошли весь сосновый бор; деревья стали редеть, и почва, засыпанная хвоей, изменилась в каменистую; то тут, то там попадались отдельные скалистые громады, поросшие можжевельником и елями. Вдруг Мъмэм остановился. Остановились все.

— В чем дело? — спросил Николка.

Ему показали на землю. Длинной и широкой полосой перед ними лежали сухие ветви. За ветвями начинался гранитный массив — утес, имевший в вышину сажен 25 и в обхват — около сотни.

— Что это? — спросил Николка, указывая на странные ветви, которые вызвали остановку.

— Гра, — отвечали ему [21] По-санскритски grha (гра) значит «дом», «хижина»; отсюда — славянское «град», «город», что значит «огороженное место». .

Николка знал, что на языке плиоценщиков «гра» значило «ограда»; так они называли, по крайней мере, каменную стену вокруг пещеры. Но эта «гра» — из суков и веток — вряд ли кого могла задержать; через нее можно было свободно перейти, не затрачивая больших усилий.

Дикари, однако, колебались, а когда они осторожно — сучок за сучком принимая — стали делать в «ограде» проход, Николка понял назначение ее: животное, вздумавшее перебраться через широкую полосу сухих веток, неминуемо подняло бы треск, треск послужил бы тревожным сигналом [22] У дикого народа Ведда (на Цейлоне) место ночевки обводится кольцом из сухих ветвей. В этом можно видеть зачаточную форму изгороди. .

— Значит, орда близко, — решил Николка, — а краснокожие хотят нагрянуть на нее, как снег на голову.

Он поднял глаза к верхушке горы, надеясь увидеть там часового; в ту же минуту чья-то лошадь шарахнулась в сторону и раздавила копытами несколько сухих веток, — на горе показалась голова, предупреждающий крик сорвался с ее уст.

Мъмэм крикнул навстречу:

— Арийя!.. — и вытолкнул Николку вперед.

Голова кого-то предупредила, повторив то же самое слово, и скрылась.

Коммунары обошли гору и очутились на гладкой площадке перед отвесной гранитной стеной, в которой зияло широкое отверстие. На площадке кипела жизнь.

— Да их совсем не тридцать человек, — поразился Николка.

Куча волосатых ребят, начиная от возраста Эрти и кончая 15-летними юношами, куча, по крайней мере, в двадцать голов, буянила и резвилась вокруг неподвижной группы из стариков, женщин и мужей среднего возраста. Ребята приветствовали прибывших визгом, свистом, криками и смехом…

Старец, сидевший в центре группы, что-то произнес гневное, и ребята вмиг замолкли. Некоторое время стояло жуткое молчание. Николка успел разглядеть тех, перед которыми ему надлежало произносить свои новые слова, и успел пересчитать их. Дюжина преклонных старцев с белыми гривами и бородами; десяток мужей средних лет — по всей вероятности, инвалидов: среди них были кривые, хромые и безрукие; около восьми женщин, из которых лишь три были молоды, а остальные напоминали страшных мегер.

«Да, взрослых, действительно, около тридцати человек, — отметил Николка, — значит, ребята у них не идут в счет».

Старец, сидевший в центре, — седой с головы до пят, — глазами метал молнии, грудь его тяжело вздымалась, подбородок дрожал; он походил на белого медведя, которого выгнали из берлоги. Такой прием действовал всем на нервы, и Николка решил нарушить молчание. Может быть, это будет не по правилам, но что же делать!..