Виктор Гончаров - Долина смерти. Век гигантов

…Затрубил рог на опушке леса; веселые человеческие голоса раздались вслед за ним. Жизнерадостный лай вынесся из-под осенне-пестрой кровли леса, и белая спина громадной собаки заныряла в высокой траве. За собакой, возвышаясь монументальным туловищем над волнистым абрисом степи, показался медлительный мастодонт с диковинным балдахином на спине… В балдахине, преважно развалясь, сидел ученый медик Скальпель. В пяти шагах сзади мастодонта на резвом Живчике ехал Николка, а сзади него вприпрыжку бежала человекообразная обезьяна.

— Товарищ Даниленко! — крикнул Скальпель, перегнувшись назад через борт балдахина. Фабзавук, лениво щурясь на полуденное солнце, пропустил мимо ушей его призыв. — Николка-а! — громче прокричал Скальпель. — Подъезжайте-ка сюда…

— Это приволжские степи, надо думать, — сказал он, когда фабзавук подъехал. — А ведь мы с вами о Волге-то забыли… Как через нее перебраться?

Николка блаженно-рассеянным взором уставился на ученого медика и вдруг выпалил без запинки:

— Только тогда особенно остро чувствуешь всю прелесть солнца, когда оно утром встает холодным и блестящим и лишь к полудню начинает пригревать.

Скальпель вытаращил глаза:

— Вы это к чему?

— Так… — просто отвечал фабзавук. — Я сформулировал, наконец, свое состояние… Чертовски приятно греет солнце…

— Ага, понимаю, — учтиво посочувствовал Скальпель, защищенный от солнца навесом из липовой коры, и, чтобы его сочувствие не было голословным, выставил руку под солнечные лучи. — Очень приятно, вы правы… Однако надо ответить на мой вопрос.

— Например? — Николка или забыл, или совсем не слыхал этого вопроса.

— Как нам через Волгу-то перебраться? — повторил Скальпель.

— Вплавь, — не долго думая, отвечал фабзавук.

— Не годится, — возразил Скальпель. — Волга широка, мы потонем.

— Ну, вы что-нибудь должны придумать, — беспечно произнес Николка и задержал лошадь, чтобы, пропустив вперед мастодонта, ехать по широкой удобной дороге, оставляемой им. Скальпель принужден был над проблемой предстоящей переправы размышлять единолично.

Вторая неделя стояла на исходе от того момента, когда друзья, соорудив над мастодонтом, по идее Николки, балдахин и погрузив на него остатки своего домашнего скарба и железные поделки, случайно уцелевшие от разгрома, тронулись в далекий путь, убегая от зимы и одновременно ища встречи с представителями первобытного человечества. В самом начале, вместо того, чтобы идти на восток, они должны были взять южнее, так как на их пути тотчас же встали непроходимые болота и широкие озера — «остатки мезозойских морей», — сказал Скальпель. За две недели друзья имели множество опасных встреч с хищным зверьем и приобрели благодаря этому большой опыт в путешествии по первобытным джунглям. Этот опыт заставил их раз навсегда принять определенный порядок в своем следовании: впереди обыкновенно бежал Керзон, острым чутьем задолго предвосхищавший опасности; вторым шел гигант Малыш, не один раз принимавший на свои длинные и острые бивни зубастого или рогастого врага; третьим, верхом на Живчике, следовал Николка, вооруженный с ног до головы, а именно: винтовкой, топором, кинжалом и луком; с ним, примостившись на крупе лошади, обыкновенно ехал второй малыш — человекообразная обезьянка, у которой зрение и чутье ничуть не уступали в остроте Керзону. Николка с обезьянкой, таким образом, составляли тыл каравана. Впрочем, нельзя сказать, что они это свое назначение несли школьнически-прилежно, зато поведение их бесспорно было поведением школяров, улизнувших с неинтересного урока…

Малыш-обезьянка, об имени которой следует поговорить отдельно, с первого же дня привязалась к фабзавуку настолько безотносительно и безусловно, что она и спала, и ела, и развлекалась пением исключительно на его плечах. Это был маленький проказливый человечек, очень понятливый, все быстро схватывающий и запоминающий, кроме скальпелевского букваря и кубиков, до безрассудства обожающий головоломные трюки на верхушках деревьев и на спине добродушного мастодонта. Звали обезьянку Эрти, — так, по крайней мере, она называла себя. История этого наименования была такова:

— Слушайте, друг, — обратился Скальпель к Николке на второй день после пленения малыша, — ему нужно дать какое-нибудь человеческое имя.

— Смотря по тому, что вы понимаете под человеческим именем, — отозвался Николка, занятый сооружением балдахина.