Виктор Гончаров - Долина смерти. Век гигантов

— Не читал… — пробормотал Скальпель. — Я знаю подобное относительно костей мастодонта, но динотерия… Не читал…

Николка же, соврав ради «агитационного» эффекта, как ни в чем не бывало катился дальше:

— Ошибочно думать, что динотерий является прародителем слона. Это совершенно самостоятельная ветвь в мире первобытных млекопитающих. Он столько же похож на слона, сколько и на древнего тапира, т. е. на животное, близкое к свинье. Недаром же знаменитый ученый Кювье назвал динотерия исполинским тапиром. Его долго принимали — и тоже ошибочно — за морское животное. Ошибка эта лежала в сходстве челюстей и зубов динотерия с таковыми же у морской коровы. Но когда был найден полный скелет динотерия, ученые раз и навсегда признали в нем травоядное наземное животное. Наивысшего своего расцвета динотерий достигал в начале плиоцена, а затем почти внезапно — и загадочно в высшей степени — вымер. Можно предположить, что причина его вымирания лежит в первобытном человеке, с особенной любовью истреблявшем это животное. Я кончил.

— Нда-а… — протянул обескураженный Скальпель. — Все хорошо, но вот относительно причин вымирания. Человек-то, конечно, — человек, но необходимо еще принимать во внимание, что и сам динотерий представлял собою в высшей степени неприспособленное животное, слабо защищенное, а жил он как раз в эпоху расцвета гигантских медведей, львов и кошек… Любая жалкая кошка могла с ним сладить…

С последними словами Скальпель небрежно ткнул ногой труп окостеневшего махайродуса.

Стемнело значительно, — так, что близорукий медик не один раз вместо Николки адресовал свой вопрос к близ стоящему дереву. Вырезав из туши быка — про запас — некоторое количество мяса, друзья подозвали собаку и отправились искать защищенного места для ночевки. Вместе с темнотой родилась новая лесная жизнь — из всех потаенных мест вылезли ночные чудовища. Отвратительный хохот гиен, гнусавый вой шакалов, яростный лай диких собак, раздирающее уши мяуканье кошек, леденящее кровь рыканье львов и рев исполинских медведей создали вокруг такую «жизнерадостную» музыку, что у Скальпеля на ходу дрожали колени, а рука фабзавука крепче сжимала винтовку.

Пришлось бы им заночевать где-нибудь под деревом, если бы из-за туч внезапно не выскочила полнолицая луна. Благодаря ее свету Николка заметил, что в одном месте леса густоветвистая крыша будто продырявилась. Туда он и взял направление.

Почва становилась каменистой; редели деревья; полнолицая луна стала чаще заглядывать на бледные лица ночных странников. Разноголосое зверье осталось где-то позади, — может быть, у трупа быка. Ровная площадь леса вскоре сменилась гористой, деревья совсем поредели. Друзья вышли в полный лунный свет.

Невдалеке возвышался каменистый утес, отражавший на себе лунные блики. Чей-то припадающий к земле силуэт прянул в сторону, когда они подходили к утесу. Собака не уделила ему никакого внимания, и Николка смело направился к черной впадине в отвесной стене утеса.

Края ниши были гладко отполированы и блестели при луне. Николка вскарабкался к отверстию. Два человека рядом могли поместиться в нем. Запалив зажигалку, он вошел внутрь; пахнуло специфическим едким запахом медвежьего логова; бросились в глаза многочисленные белые кости на полу. В потолке пещеры — трещина, через нее изливался лунный свет. Внутренние размеры пещеры могли бы вместить более десятка человек.

— Великолепное жилище! — крикнул Николка окаменевшему на всякий случай Скальпелю. — Хозяина дома нет. А санитария здесь соблюдена: в потолке вентиляция.

Скальпель разокаменел и, ворча, влез в отверстие.

Несмотря на предубеждение, убежище понравилось и ему. Только когда Николка собирался идти за хворостом для костра, он, найдя пещеру недостаточно защищенной, попросил придвинуть к входу ее большой овальный камень, лежавший в пещере. Совместными усилиями камень был придвинут, и теперь Николка насилу протиснулся из пещеры наружу.

Скальпель не сидел без дела. За время отсутствия своего друга он сгреб к одному месту, ближе к выходу, все кости, но не выбросил их, решив предварительно познакомиться с ними при свете огня.

Через несколько минут задорный огонек плясал в убежище друзей, сразу придав ему домашний вид. Собака лежала подле младшего двуногого, распоряжавшегося коварным огнем, как с молодым игривым щенком. Николка на кинжале жарил мясо; когда огонь подбирался к его голым рукам, собака сердито рычала и отодвигалась от костра вместо чародея двуногого. Скальпель, как некие драгоценности, перебирал кости; осмотрев каждую самым тщательным образом, он выбрасывал ее из пещеры с глубоким вздохом. Кости оленя, лося, овцы, быка, лошади, тапира, свиньи и слона были уже им названы, и вдруг — крик возмущения: