Сергей Барк - Сто семидесятая [СИ]

Но я позволила, отыскав подходящее оправдание, позволившее тянуть время сколько угодно долго.

Пусть, закрыв глаза, я могла объяснить собственную осторожность и неторопливость, как и то, что попросту не могу не проводить в каюте капитана массу времени, но так ли необходима была мне учёба? Конечно, она давала возможность расширить границы собственной резервации, но зачем я так тщательно училась? Потому что это отвлекало меня от тяжёлых мыслей? Потому что так приятно было как будто бы начать новую жизнь? Почему я оправдала одного ратенмарца, увидев в нём друга? Какая в этом была необходимость?

Неужели я действительно обманывала себя тем, что узнаю у Кэртиса нечто действительно важное?

На празднике я словно прозрела. Это не ратенмарцы были испорчены — они жили единственной жизнью, которую знали. Это я была гнилой до мозга костей, существуя и стараясь продлить жалкое бытие, насколько это было возможно, прекрасно отдавая себе отчёт в том, сколько боли и горя пришлось пережить миллионам тейанцов из-за врагов, которые выкачивали из меня силы, чтобы продолжать свою гнусную войну. Продолжать уничтожать таких как я!

Я позволяла это и потому была хуже любого вокруг.

— Юна, Юна… — я с усилием оторвала взгляда от подноса с пищей и посмотрела на Кэртиса, не помня, какой сегодня круг и как я снова оказалась в Обеденной. — Можно я присяду, мне нужно с тобой поговорить.

Челюсти туго сжаты, тревожный взгляд устремлён на меня.

Так и не дождавшись ответа, Синий опустился на стул.

— Юна, я хотел ещё раз попросить прощения. Я так сглупил. Не следовало тебе идти на Прогулочную палубу. Просто когда я намекнул на то, что происходит в праздник Возрождения и ты сказала да, я решил, я… Прости меня, Юна, я больше никогда, никогда… — он запнулся и так и не смог продолжить, слегка покачав головой и уронив голову в руки.

Я смотрела на него словно издали. Как будто бы наблюдала за раненым животным, но с того расстояния, где я находилась, было не разглядеть агонию, не услышать вопли, полные страданий, не разделить чужую боль.

В груди, кажется, собиралась затеплиться жалость, но этого так и не случилось. Безразличие ко всему вокруг уверенно заполняло душу.

— Не волнуйся. Я не сержусь, — ответила я просто потому, что эта была правда. — Давай сделаем вид, словно ничего не случилось, и больше никогда не станем вспоминать об этом, — и это тоже было правдой, потому что я больше не хотела думать о том, что не важно.

Кэртис ещё несколько раз повторил извинения, снова попытался объясниться, пока я не стала хмуриться. Тогда он наконец успокоился.

— Ты как себя чувствуешь?

— Устала, — после невероятно долгой паузы произнесла я очередную порцию истины, но он всё понял по-своему.

— Конечно. Зигма гудит от разговоров о том, как капитан в одиночку отбил атаку, пока остальные веселились.

Должно быть, Синий решил, что моя апатия вызвана отсутствием энергии, которой я обязана была поделиться с капитаном.

Я не стала разубеждать его, посчитав это ещё одной неважной мелочью в череде неважных мелочей.

— Он невероятный, правда? — больше сказал нежели спросил Синий, и в его глазах появилось это выражение, словно я могла понять его как никто другой. — Я верю, что ран Дарий Альрон оставит след в истории Империи!

«Длинный кровавый след», — вяло оформилась мысль и тут же растворилась.

— Он, — неожиданно твёрдо произнёс Кэртис, выпрямившись, — именно он закончит эту войну!

Взгляд напротив был полон чувств, которые я так часто видела на лицах своих односельчан, когда взрослые собирались по вечерам, чтобы вспомнить старые времена и помечтать о будущем. Вера и надежда сияла в их глазах.

Весь остаток круга, где бы я ни оказалась, я слышала нескончаемые разговоры о минувших событиях. Благодарности ран Дарию Альрону звучали из всех уст одновременно, словно он являлся богом, спустившимся в трудный кун, чтобы спасти их всех.

Оправдаются ли надежды Кэртиса и остальных ратенмарцев, суждено ли ран Альрону действительно закончить эту бесконечную войну — мне было всё равно.

Проваливаясь в тяжёлый мутный сон, я размышляла о том, что моя война закончится уже очень скоро, не подозревая, что отыщу манёвр для победы уже в следующий квартал.

Притупившиеся чувства заглушали любые впечатления извне. Вернее, впечатлений больше не было. Еда перестала казаться безвкусной, она стала таковой. Встречи с капитаном могли всколыхнуть тело лишь на жалкие доли ут, но как только исчезало чужое прикосновение, я тут же погружалась обратно на тёмное дно безразличия.