Денис Кащеев - Вид сверху [СИ]

— А как определяется, кто и куда поедет? — спросил Юрка.

— В Москве Бенедикт решает. А, к примеру, в Красноярске, как я слышала, все население целый год участвует в чем-то вроде конкурса. Победитель едет в Сочи, занявший последнее место — в Барнаул. Речь, конечно, о совершеннолетних, тех, кто не успел обзавестись семьей — супружеские пары не разбивают и детей у родителей не отбирают.

— Что ж, гуманно, — помедлив, кивнул юноша. — Хотя могли бы тогда, хотя бы, позволить ей попрощаться… — пробормотал он.

— Как ты себе это представляешь? — склонив голову на плечо, поинтересовалась Таня. — Заехать по дороге в Нижний к тебе в Перово?

— По пути, кстати, — буркнул Юрка. — Но хоть письмо бы передали…

— А ты уверен, что она захотела бы его написать? — спросила девушка.

— Снова начинаешь? — яростно зыркнул на нее он. — Уверен!

— Хорошо, хорошо, уверен — так уверен, — сказала Таня. — Ну, значит, не сочли возможным или целесообразным.

— Гад он, короче, Бенедикт твой, — зло бросил юноша, берясь за уже почти остывшую чашку. — Не зря на него подполье зуб точит.

— Гад, не гад, но зубы об него и не такие обламывали, — заметила девушка.

— Ничего, сыщется и на бургомистра свое мачете…

Таня на это ничего не ответила — лишь плечами пожала.

Над миром летели зловещие звуки Имперского марша.

Лились они не из динамика телефона — тот, как ему и положено, смолк, когда Юрка принял вызов — было это уже добрых два часа назад. С тех пор многое произошло. Приехала «скорая», которая забрала юношу из дома и в которую не пустили Таню — в момент звонка девушка как раз была в очередной раз у Юрки в гостях. Его доставили в Институт — внесли на носилках, хотя юноша все порывался идти сам. Здесь Юрка снова мельком успел увидеть Таню — пока «скорая» кружила по двору, та, как видно, добежала напрямик. Потом его поместили в какой-то тесный бокс, раздели. О чем-то спрашивали, юноша что-то отвечал. Все это время с ним что-нибудь да происходило: ему мазали липким кремом грудь, чем-то укололи руку, натянули на плечо тугую манжетку с проводами и, наконец, поднесли к лицу белую пластиковую воронку с длинной гофрированной трубкой, накрыв ею нос и рот. Юрка сделал вдох — и вот тут-то в его мозгу и зазвучал снова знакомый марш.

Затем он вдруг опять увидел Таню. Девушка стояла в больничном коридоре, устало облокотившись сжатыми кулаками на широкий белый подоконник, и напряженно смотрела в окно. Как ни странно, Юрка видел ее в лицо — так, как если бы сам сейчас находился за двойным стеклом, во дворе. С ужасом юноша подумал, что лежит перед Таней в чем мать родила — если, конечно, не считать всех этих повязочек, присосок и трубочек, которыми его густо облепили — дернулся, чтобы хоть как-то прикрыться, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он вообще их не чувствовал сейчас — своих рук и ног. Наклонить голову, чтобы убедиться, на месте ли они еще — также не мог.

Так или иначе, Таня его за окном не заметила, продолжая бессмысленно вглядываться вдаль.

Потом внезапно появился отец. Его сейчас здесь вовсе не могло быть — с утра Нестеров-старший уехал с инспекцией куда-то в пригород и просто физически не успел бы в клинику, даже если бы узнал, что туда увезли сына. После звонка из Института Юрка пытался набрать отцу, но телефон у того оказался недоступен — пришлось отправить текстовое сообщение. Прочел его Андрей Андреевич или нет, юноша не знал.

Отец прошел по коридору, едва не задев плечом Таню, но не обратив на девушку никакого внимания, словно той там и не было вовсе. Он с кем-то разговаривал, с кем — юноша не видел, но почему-то решил, что это непременно должен быть адвокат Покровский. За раскатистыми звуками марша речь отца была едва слышна, до Юркиного слуха доносились лишь отдельные слова.

— …не могу себе позволить…

— …Свету я не спас — его обязан…

— …да, любой ценой…

— …нет, не имеет значения…

Отец со своим незримым собеседником ушли, куда-то незаметно исчезла и Таня, и Юрка увидел Виту. Точнее, только ее лицо, сильно осунувшееся, словно ньюпка проделала весь свой путь до Нижнего Новгорода пешком, питаясь лишь подножным кормом. Глаза ее были закрыты — очевидно, Вита спала.

«Надо будет потом узнать, сколько стоит билет до Нижнего», — успел подумать Юрка прежде, чем безжалостный Дарт Вейдер окончательно накрыл все вокруг своим черным плащом, и мир вокруг юноши исчез в непроглядной тьме. Имперский марш еще какое-то время звучал где-то посреди небытия, то затихая, то накатывая с новой силой, но затем смолк и он.