Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Редакционная коллегия:

П. Н. БУРЛАКА, И. А. ЕФРЕМОВ, Б. С. ЕВГЕНЬЕВ

И. М. ЗАБЕЛИН, А. И. КАЗАНЦЕВ,

Г. В. КУБАНСКИЙ (составитель), С. Н. КУМКЕС,

С. В. ОБРУЧЕВ

Ответственный секретарь

Н. Н. ПРОНИН

Обложка, форзац и титул художника

А. Д. ГОНЧАРОВА

Повесть

Рис. А. Семенцова-Огиевского

Раннее утро. Серебряная протока спит. Спят тальники, валом подступившие к берегу, спят травы, спит рыба. Пожелтевшие листья демку — стрелолиста — отчетливо выделяются на темной, торфянистого цвета воде. Вперемежку со стрелолистом лежат красноватые узорчатые листья чилима и зеленые блюдечки кувшинки. В глубине, сквозь коричневатую толщу воды можно увидеть стелющуюся по дну траву, сочную нитчатку, гибкую и шелковистую. А у самой воды, среди тальников, растет широколиственная осока, не та болотная, что режет ребятишкам босые ноги своими зазубренными краями, а совсем иная, нежная, сочная.

Тихо. Над рекой торопливо летит стая уток — клохтунов. Стремительно проносятся они серединой Серебряной протоки и вдруг резко, словно подброшенные невидимой пружиной, взмывают вверх и уходят в сторону.

Что-то темное шевельнулось в зарослях тальника. Ветки качнулись, и из кустов высунулась сначала горбоносая голова, затем показался и сам сохатый — громадный, с черной полосой, протянувшейся по всему хребту, больше похожий на обгорелый выворотень, чем на лося.

Сохатый прислушался, наставив длинные уши в одну, в другую сторону. Убедившись, что опасности нет, осторожно спустился в воду так, что видны были лишь спина да голова с большими ветвистыми рогами. Лось погрузил голову в воду и долго что-то там искал, пошевеливая могучей шеей, и маленькие быстрые волны разбегались от него к берегам. Наконец он с шумом выбросил голов}г из-под воды: изо рта свисали пучки зеленой осоки — нитчатки и длинные стебли стрелолиста. Вода прозрачными струйками стекала с его мокрой «бороды». Демку была вкусная, и сохатый не собирался покидать это своеобразное пастбище, пока не наестся.

Летний день разгорается быстро. Солнце выкатилось из-за сопки и тут же стало сгонять росу с кустарников. В воздухе зазвенели первые слепни и мухи, закружились над сохатым. Он мотнул головой и полез в кусты. В это время, за месяц-полтора до гона, он носит неокрепшие, болезненно зудящие рога, покрытые нежной кожей, а мухи-кровососки так и липнут к пораненным местам.

С кормовых мест сохатый возвращается одной тропой. Он миновал заросли низкорослой кудрявой козьей ивы и стал подниматься на пригорок в частый лиственничный лес. Шел не спеша, помахивая тяжелой головой. Лось — сильный, могучий зверь, и ему некого опасаться летом в тайге, кроме человека да матерого медведя-шатуна. Но медведю, как и лосю, сейчас достаточно растительной пищи.

Он не обратил внимания на проволоку, свисавшую над тропой, как не привык обращать внимания на ветви деревьев. Просто, когда что-то его задержало, дернулся посильней. Но это «что-то» оказалось крепким и, обхватив сохатого за шею у самых лопаток, не пустило вперед. Лось хотел повернуться и обойти это странное препятствие, но «что-то», соскользнув от лопаток ближе к голове, сдавило ему шею и дернуло обратно. Глаза лося налились кровью, он стал рваться, бить копытами землю и, хрипя от удушья, свалился полузадохшийся. Браконьерская петля держала его, не отпуская, мертвой хваткой.

На берегу Серебряной протоки приютилась охотничья избушка. Кем она была построена и когда — неизвестно, и, поскольку на нее никто не претендовал, здесь хозяйничал Роман Ермолов.

Зимовье ему очень приглянулось — оно было незаметно с реки; кто не знает, проедет мимо и не увидит. Зимой и летом поблизости проходили лоси, изюбры, а люди почти не заглядывали, и это имело для Ермолова первостепенное значение. Он жил охотой и рыболовством.