Александр Тюрин - Дрянь

Я влез в отведенную могилу и тут же пожалел, но было поздно, крышка захлопнулась.

— Вот теперь я отыграюсь. Посижу на вашей голове, как вы на моей, — донесся издалека веселый голос.

Какой из газов кислород, действительно трудно было разобраться. К тому же я страдал психически, представляя, что довольный остроумием, Женя привозит меня во двор дурдома. А там скрюченного инспектора, как добытого зверя, привяжут к палке и отнесут к коллегам.

Пришел я в себя от хлопков — это меня лупили по щекам.

— Чем бы еще его оживлять, может, башмаком, — бормотал Женя. — Проснись, красавица, пока не обворовали. И на старт, вас ждут друзья.

Я вывалился из опостылевшего ящика на бетонный пол, навеки сложенный буквой «Г».

— Вот теперь маскировка хорошая, — похвалил Женя, — вы похожи на гадкую старуху, ведьму. Форма, так сказать, выразила ваше содержание. Терсходбюровцы расслабятся, а Антон Антонович вдруг одному клюкой в пах, другому пяткой по морде.

— Где мы, трепло?

— В гостях у сказки. Гараж, если что-то помните, одноэтажная пристройка к главному зданию. Сейчас мы, наконец, расстанемся. Каждый своей дорожкой пойдет. Я ближе к небу, в конференц-зал, на совещание к моим товарищам. А вы к своим товарищам, паукам и крысам, в подвал. Вообще, держитесь весельчаком, народ это любит. А то от вашего тусклого вида какой-нибудь «новый» человек подумает, что это смерть за ним пришла — срезать в расцвете и разгаре. И последнее. Если вас поймают за хитрую попу мозолистой рукой, то мы с вами не знакомы, не обменивались выкройками, не ходили в оперу. Заранее спасибо. Кстати, учтите, темнота — друг.

Он ушел, посвистывая, а я остался один на один с терсходбюро. Лицо светилось приветливой улыбкой волка, ноги засеменили мелко и быстро, как пропеллер. Не знаю, как это выглядело для окружающих, скорее всего, они были заняты своим. Сезам поддался заклятью и впустил осквернителя информационного праха.

Я запер за собой и включил фонарик. Опять захотелось домой. Давно осточертевшая плесень, жутко распушившись, словно после мытья шампунем, облепила проводку и стеллажи с бобинами. Если меня вчера такая кроха нокаутировала, то эта может сделать из того же продукта бурду с гарниром. Впрочем, чтобы ей навалиться, нужны причины. Либо я сам кинусь на нее с криком «ура», тряпкой и пылесосом. Либо настучит сетевая программа. Но для этого следует соответствующим образом поработать с терминалами. Конечно, если здесь есть видеоанализатор типа «глаз», то каюк мне сразу, замаха не будет.

Ладно, минус сомненья плюс страсти, пора посвятить предночные часы любимому делу. Как шмель, я летал от одного соцветия катушек к другому. Тут тлели тысячи томов программ и данных, успокоенных от пяти до пятидесяти лет назад во времена научной и производственной чересполосицы, дурного многообразия. Шмель, вроде меня, мог прожужжать здесь еще годик-другой. Я немного, то есть очень сильно растерялся. Еще ничего не сделал, а уже весь извалялся в пыли и копоти. Стоп, копоть. Сюда что-то притащили с пепелища. Горелое выделялось закопченными, как курортный шашлык, крышками катушек. Кое-где уцелели наклейки, на которых можно было различить: «лаб полимер ПО «Каучук». Видали мы этот ПО «Каучук». Оставил нам культурные развалины, где только ветер да непуганые психи дичают. Может, и была там полимерная лаборатория. Набрал я бобин покрасивее, из берлоги вылез. Скромным призраком прошуршал по лестницам и коридорам. Как увидел свидетельницу моей разбойничьей молодости, старуху «ЭВМ», умилился невовремя, хотя она из меня крови попила достаточно. Даже слеза навернулась, готовая сцена для фильма про пережитки. Гудели такие когда-то, и все еще было возможно. В тысячах гнезд горланили разномастные птенцы, а сейчас растет лишь десяток птиц ценных сортов Феникс и Рух. Те, беспородные, жрать хотели, выклевывали, выхватывали зернышки друг у друга. А сейчас кое-кто наверху делает чинно и благообразно световые фекалии, остальные с почтением ловят их внизу.

Рубильник, машина, чистка памяти, загрузка системы. Рука сама с радостью вспоминала, что надо делать.

Считалась первая лента. Тут, конечно, груз ответственности навалился на меня, подмял. Еще бы, действовать я должен был верно и быстро, ухватывать суть на скаку или накрылся весь мой почин. Я прямо слышал, как время перетирается в порошок, словно пемза.

Текли перед глазами планы, отчеты, зарплаты, темы, задачи минувшего. Погружали в ностальгическую грусть-тоску. Я даже не сразу понял, что уткнулся в какую-то базу данных, а она плюет на меня с высокого потолка. Подавай ей пароль, зарегистрированное имя, категорию доступа. Никакие наши праздничные даты, звездочки, пети, саши и прочая кодовая мура не помогала. Когда я ткнулся в сотый раз, система управления базой откликнулась: «Введите дату». Я с подобострастной улыбочкой быстро набрал и получил в ответ спасительные слова: «Ввиду истечения срока давности за содеянные преступления, вам, пользователь, разрешается все». Золотая голова систему делала. Современникам кукиш, а потомкам после небольшой протяжки — мир и дружба.