Роберт Блох: Материнский инстинкт

— Как я уже сказала, каждая команда, задействованная в проекте, внесла в вердикт свой определенный вклад. Но я — единственная, у кого есть доступ ко всем данным. То, что я сделала — сложила все кусочки мозаики вместе, если так можно выразиться.

— И все, что вы придумали — это кремация. — Президент щелкнул указательным пальцем по краю портрета. — Я не докапываюсь, просто хочу убедиться, что картина у меня сложилась правильная.

Он взглянул на доктора Хьюберта, который встал и прошел куда-то влево, в какое-то место, куда периферическое зрение Джилл не доставало.

— Что думаете? — спросил президент.

— Может сработать. Может, она и права — другого выбора нет. — Голос доктора Хьюберта звучал у нее из-за спины, и Джилл начала поворачиваться, но Президент кивнул ей с улыбкой — как бы говоря: не стоит на него отвлекаться, посмотрите-ка лучше на меня.

— Что ж, я все понял, — промолвил он. — Добро пожаловать на борт.

Джилл почувствовала жжение в шее — такое острое и быстрое. Она не успела даже дотянуться языком до своей капсулы с ядом на зубной коронке.

Она была мертва еще до того, как упала на пол.

На самом деле, пола она так и не достигла, потому что Хьюберт схватил ее за плечи, едва она завалилась вперед. Президент помог доктору уложить Джилл на диванчик, и Хьюберт ввел антидот — точно так же, как и яд, с помощью инъекции. По крайней мере, именно так обрисовал ей ситуацию доктор, когда она начала приходить в себя.

— Чудо медицины! — провозгласил он. — Двадцать секунд на убийство, двадцать — на воскрешение.

Джилл сморгнула.

— Я что, в самом деле была мертва?

— Да, в клиническом смысле.

— И вы меня воскресили?

— Ну, теперь-то никто не умирает — помните? Вы бы и сами встали на ноги через несколько часов, даже без этой инъекции. Она лишь ускорила процесс — так что ваш мозг не успел понести непоправимый ущерб от кислородного голодания, распад не затронул ваше психическое состояние.

— Но зачем вы это сделали?

— Разве не очевидно? Вы явились к нам с решением. Ваше решение — наша проблема.

— Не понимаю…

— Ваш план — в тысячу раз хуже, чем нацистская программа. Конечно, больным типа Б, как вы их назвали, никакого морального ущерба этим не нанести, а вот таким как мы, все еще способным связно мыслить и относительно нормально функционировать…

— Таким, как вы?

— Да. Как я. Как мистер президент. — О Боже. Милостивый Господь, только не это.

Джилл резко встала. Доктор Хьюберт помог ей, мило улыбаясь.

— Это правда, — сказал президент. — Мы — некросы типа А. И вы теперь тоже.

— Как такое возможно? — Она уставилась на него. — Ведь… ничего же не изменилось. Я не чувствую себя как-то иначе…

— Почувствуете, — заверил ее доктор Хьюберт, — когда начнется голод.

Голод? Ну, отчасти док был прав. Она была необычайно голодна — и это-то после вполне себе полноценного завтрака, пусть и раннего! Стакан сока, тосты, яичница с беконом. Бекон.

Желудок Джилл свело судорогой. Сама мысль о беконе возбудила ее — мясо, мертвое жареное мясо! Но ей сейчас хотелось чего-то свежего, податливого, выказывающего биение жизни. Вот такое мясо утолило бы ее голод — а голод был всем, что она сейчас чувствовала.

— Понимаете теперь? — Хьюберт смерил ее участливым взором.

— Не уверена. — Джилл старалась игнорировать подступающие приступы голода, что становились все сильнее, все настойчивее, от которых было невозможно отстраниться.

— Вам пришлось умереть, — мягко сказал Хьюберт, — потому что вы слишком много знали. У нас не осталось выбора.

— Зачем же тогда воскрешать меня?

— Некросы типа А — пока что большая редкость. Нам нужны союзники — умные и умелые, совсем как вы. Во всяком случае, они точно нам понадобятся в будущем.

Джилл поникла.

— Почему вы так уверены, что я встану на вашу сторону?

— Это в ваших интересах. Вам повезло воскреснуть без последствий для мозга и тела, но если вы не будете получать должный уход и принимать определенные лекарства, надолго в таком состоянии вы не задержитесь. Мы должны действовать сообща, если хотим выжить. Чтобы выжить.

Он подошел к ней вплотную, вещая тихо и убедительно:

— Как долго, думаете, мы бы протянули, если бы массы узнали, чем мы на самом деле являемся? Чтобы держать их в неведении, нам приходится вкалывать на имидж днем и ночью. Как вы сами сказали, тип А не застрахован от некроза и антропофагии. Все, что мы можем — снизить риски от обоих факторов косметикой и седативами. Если мы выиграем достаточно времени, возможно, мы сладим с проблемой. Как, спросите вы? Ну, к примеру, прибегнув к хирургическому восстановлению тканей или даже полной замене тел на синтетические. Но пока что нам нужно печься о своем состоянии, дабы не утратить контроль над массами.