— И, вполне возможно, ринутся ей навстречу так, что все снесут на своем пути…
— Это как раз было бы очень плохо. Синдикат, наверное, сможет защитить тебя, когда ты вернешься. И люди, возможно, встретят тебя совсем не так уж враждебно. Но потом… Впрочем, если потом начнется то же самое и к нам будут относиться с той же ненавистью, мы скажем: черт с вами! Что хорошего в вашем «анархическом» обществе, которое боится анархистов? И тогда мы уедем — в Верхний Седеп, далеко, в горы. Там место всегда найдется. И найдутся люди, которые, наверное, захотят отправиться вместе с нами. И мы создадим там свою, новую коммуну. Если наше драгоценное общество желает создать государство, законы и все такое прочее, то мы станем изгоями, но останемся на свободе и создадим «новый Анаррес», все начнем сначала! Как тебе мой план?
— Он прекрасен! — сказал Шевек. — Прекрасен, родная моя. Но я вовсе не собираюсь улетать на Уррас, как ты не поймешь!
— Да нет, Шев, ты хочешь туда улететь. И ты непременно вернешься! — Глаза Таквер смотрели ласково и были совсем темными — то была мягкая, теплая, ночная тьма. — Конечно, если захочешь вернуться. Ты всегда достигаешь намеченной цели. И всегда возвращаешься назад.
— Не глупи, Таквер! Я действительно не собираюсь улетать на Уррас!
— Я ужасно устала, — сказала Таквер, потягиваясь и прислоняясь лбом к его плечу. — Давай лучше ложиться спать.
Пока они были на орбите, он видел в иллюминаторах лишь бирюзовую поверхность громадного и прекрасного Урраса. Но потом корабль развернулся, и в черном небе появилось множество звезд, а среди них плыл Анаррес, похожий на круглый каменный мяч, чьей-то неведомой рукой заброшенный в космос и теперь вынужденный вращаться там, бесконечно отмеривая время, создавая его.
Шевеку показали на корабле все. Межгалактический «Давенант» буквально всем отличался от старенького грузового «Старательного». Снаружи этот корабль казался удивительно хрупким и был похож на причудливую скульптуру из стекла и проволоки, во всяком случае, как космический корабль, как средство передвижения в пространстве его воспринять было трудно. У него как бы не было ни «носа», ни «хвоста». Но изнутри он казался просторным и прочным, как хороший дом. Каюты были большие, изысканно отделанные деревянными панелями, полы покрыты каким-то пушистым плетеным материалом, похожим на ковер. Потолки высокие. Но в «доме» этом «ставни» всегда были закрыты, лишь в нескольких служебных помещениях имелись экраны внешнего наблюдения. И еще на корабле было удивительно тихо. Даже в капитанской рубке и машинном отделении. Все оборудование обладало той простой и строгой определенностью дизайна, какой обладает оснастка хорошего морского судна. Местом отдыха служил замечательный «зимний сад», где освещение примерно равнялось солнечному и удивительно приятно пахло — землей и листвой. Когда на корабле наступала «ночь», свет в саду гасили, а ставни на иллюминаторах поднимали, впуская в помещение свет звезд.
Хотя обычно его полеты продолжались всего несколько часов или дней, поскольку корабль двигался со скоростью, близкой к скорости света, он мог порой долгие месяцы проводить в космосе, исследуя различные планеты той или иной галактики, или же годами вращаться на орбите той планеты, где в данное время находился и работал его экипаж. Именно поэтому он был сделан с такой изысканностью и вниманием к потребностям человека; он был во всех отношениях приспособлен для жизни тех, кто вынужден подолгу находиться далеко от родного дома. Этот стиль не обладал ни избыточной роскошью Урраса, ни аскетизмом Анарреса, он во всем придерживался здорового равновесия, но — с чуть большим изяществом, с чуть большей теплотой, что может дать только большой опыт в создании подобных кораблей. Хайнцы вообще ко всему относились спокойно, обдуманно, не желая создавать ни себе, ни другим излишних неприятностей и ограничений. Они имели явную склонность к медитации и действовали всегда без излишней поспешности. Шевеку очень нравились члены смешанной команды корабля, воспитанные в традициях планеты Хайн — неторопливые, суровые, спокойные, без малейшей склонности к неожиданным поступкам. Самыми старшими из них были хайнцы, самыми молодыми — земляне.
Однако Шевек немного общался с ними в те три дня, что потребовались «Давенанту» на полет от Урраса к Анарресу. Он, разумеется, охотно отвечал, когда ему задавали вопросы, но сам задавал их очень мало. Однако стоило ему заговорить, как вокруг воцарялась полная тишина. Члены команды «Давенанта», особенно молодые, тянулись к нему, словно в нем было нечто такое, чего не хватало им самим. Они без конца говорили и спорили о нем между собой, но с ним вели себя смущенно, застенчиво. Сам Шевек этого, правда, не замечал. Он думал только об Анарресе и только его видел впереди! Он понимал, что не все надежды оправдались, однако свое обещание он выполнил; и, сознавая свое частичное поражение, чувствовал, что в душе его еще немало сил, что он наконец вырвался на свободу, и это вселяло в него радость и новую надежду. Он был точно выпущенный из тюрьмы узник, который наконец-то возвращается домой, к своей семье. А потому все, что он видит в пути, представляется ему не более чем игрой света на поверхности живых и неживых предметов.
Читать дальше