Евгений Брандис - Миры Урсулы Ле Гуин

Современная американская фантастика, этот «социокультурный феномен», которому принадлежит не последняя роль в борьбе за души людей, лишь в ничтожной всей доле печатной продукции этого жанра (составляющей свыше тысячи книг в год!) — произведения серьезных писателей, а в общем потоке псевдолитература, потакающая обывательским вкусам и во многом их формирующая. Однако в лучших, немногочисленных образцах американская научная фантастика находится в резкой оппозиции к официальной идеологии. И тут есть своя сложившаяся традиция.

По словам канадской писательницы Джудит Мэррил, во времена маккартизма научная фантастика являлась «фактически единственным отражением политического климата в США». В завуалированной, но недвусмысленной форме многие из видных фантастов решительно осудили «холодную войну» и оголтелую гонку вооружений. В самой постановке темы контактов, проблемы взаимоотношений с другими мирами был вынесен приговор маккартизму как синониму реакционной политики, К еще более радикальному выводу приходит американский критик Б. Фрэнклин, заявивший, что ценность научной фантастики определяется тем, насколько глубоко и точно ей удается отразить природу капитализма и предсказать перспективы этой враждебной человеку социальной системы.

Творчество Урсулы Ле Гуин отвечает этим критериям и полностью подтверждает тезис о реализме фантастики.

Критическое восприятие действительности у нее еще более углубляется, знаменуя нарастание новых тенденций, наметившихся в американской фантастике с середины 60-х годов, не без влияния «новой волны» докатившейся с берегов Англии. Правда, Урсула Ле Гуин к этому крикливому, сумбурному течению прямого касательства не имела, хотя по-своему и откликнулась на стихийный бунт англоязычных фантастов второго послевоенного поколения против неуместного оптимизма технократов «перед лицом не решенных — и принципиально не решаемых техническими науками общественных проблем» [1] Гаков Вл. На витке спирали. Американская фантастика СО-70-х гг. — Литературное обозрение, 1976, № 9. .

В преломлении к ее творчеству главное в новых тенденциях — обновление изобразительных средств и методов социального моделирования, расширение сферы научной фантастики за счет гуманитарных наук.

И это привело к пересмотру окостеневших «мифологических» построений, застывшей схемы «галактической истории», где зигзаги исторического развития, проецированные в далекое будущее, представляются бесконечно повторяющимися циклами: прогресс — катастрофа — регресс — прогресс… Отсюда и пересмотр, казалось бы, незыблемых представлений о неизменности человеческой природы, о вечном несоответствии науки и морали.

Урсула Ле Гуин внесла в «галактическую историю» существенные поправки, разорвав кольцо замкнутых циклов. В противовес моделям технократических обществ, переносящим в дали грядущего социальные институты, экономику, психологию, предрассудки давно минувших эпох, она конструирует модели миров, способных к гармоническому развитию. При этом ломка метафизических схем сопровождается у нее овладением диалектическим мышлением.

Революции XX века, приведшие к созданию социалистических государств, освободительные национальные движения, ускорившие процесс деколонизации, грандиозные изменения, происшедшие за короткий срок во всех без исключения сферах жизни, неопровержимо свидетельствуют о том, что сознание и психика миллионов людей отнюдь не остаются стабильными. Урсула Ле Гуин, вольно или невольно, отражает в своих сочинениях эти объективные исторические закономерности. Общественный прогресс в ее понимании не может иметь иной цели, кроме всестороннего развития и духовного обогащения личности.

Гуманитарные устремления, пристальный интерес к обширному комплексу по ее же классификации «мягких» наук (история, философия, психология, антропология, лингвистика, этнография, фольклор) отделяют писательницу от технократического направления, приводят к выдвижению этической проблематики, переносят упор на самого человека.

Урсула Ле Гуин не одинока в своих поисках. Но, в отличие от многих англоязычных фантастов, она не поддавалась нигилистическим веяниям, не впадала в модернистский субъективизм, не отходил от собственно научной фантастики. Этнография в ее книгах не менее научна, чем астрономия или физика в традиционной фантастике. И то, что ее «мягкие» науки во всех построениях остаются науками, отделяет ее также и от «новой волны».