Глеб Голубев: Гость из моря (журнальный вариант)

— Вы уж там полегче, Сергей Сергеевич… Не перегружайте слишком его нервную систему.

Волошин успокоительно помахал ему, но, посмотрев на меня, довольно зловеще хмыкнул.

В коридоре, постояв минуту в задумчивости, он подошел к висевшему на стене телефону и несколько минут вел с разными лицами какие-то переговоры, мало понятные для меня.

— Казимир Павлович? Это Волошин, добрый день. Скажите, кто у вас нынче в аквариуме? Ах, так! Прекрасно, это будет даже для меня любопытно. Мы к вам заглянем… с одним товарищем. Да, да, что поделаешь, надо развлекать. Пока!

Инкубатор? Это кто, тетя Паша? Добрый день, тетя Паша, Волошин беспокоит. Как у вас там, есть созревшие утята или цыплята? Ну, двенадцатидневные, да, да. Утята? Отлично! Вы придержите одного, никому не давайте. Мы скоро зайдем. Да, с одним приезжим товарищем из Москвы. Ну вот и все, — повернулся он ко мне. — Можем начать коротенькую пробежку по нашей стране чудес.

От этого дня у меня осталось самое сумбурное впечатление.

Волошин водил меня из лаборатории в лабораторию, знакомил все с новыми и новыми людьми. Каждый из них терпеливо рассказывал мне, над чем работает, а я торопливо записывал все в блокнот. Но, открыв его снова поздно вечером в маленькой комнатке, отведенной для приезжих гостей, я с ужасом убедился, что даже сам ничего толком не могу понять в этих отрывочных, беглых записях:

«Центральным звеном превращения химической энергии в механическую является реакция сокращения белка мышц. При этом насыщенная энергией аденозинтрифосфорная кислота (АТФ), соединяясь с сократимым белком мышц (актомиозином) в присутствии воды, отдав свою энергию, превращается в аденозиндифосфоркую кислоту (АДФ) с выделением фосфорной кислоты…»

Тут же была пометка: «К. П. Бек. Асимметричное лицо, странно блестят глаза, словно вставные, искусственные… Знания — это еще не ум!» — но что она означала, я, хоть убей, теперь не понимал. И даже не мог вспомнить, как же выглядел этот, видимо заинтересовавший меня именно своей внешностью человек. Смутно мелькали в памяти какие-то лица — старые и молодые, загорелые, бледные, хмурые, улыбающиеся, усталые, розовощекие. Кто же из них Бек?

Да, это была тонкая месть. Волошин ловко пошутил надо мной, а в моем лице над всеми газетчиками. Он был радушен до предела, показал мне поистине все, но в таком бешеном темпе, что это все теперь превратилось в моей голове в ужасающую мешанину.

И главное, каким же сложным и необычным оказалось то, что я увидел.

Помню, как сначала Волошин завел меня в инкубатор. Это был превосходный, но совершенно обыкновенный инкубатор: сверкающий чистотой, жарко натопленный, звенящий от неистового писка только что вылупившихся цыплят.

— Подождите меня здесь, — сказал лукавый проводник, оставляя меня одного в маленькой, совершенно пустой комнате.

Дверь Сергей Сергеевич не закрыл, и я слышал, как он кого-то попросил:

— Дайте мне вполне созревшего, двенадцатидневного.

Через минуту Волошин вернулся, бережно держа в руках какой-то желтенький пушистый комочек. Он присел, осторожно разжал руки и тут же, поспешно отскочив, спрятался за дверью, оставив только узенькую щелочку. Можно было подумать, что он принес по крайней мере очковую змею или какого-нибудь экзотического ядовитого паука, и я на всякий случай слегка отступил.

Но передо мной был всего-навсего забавный крошечный утенок, похожий на комочек золотистого пуха. Он с интересом поглядывал на меня и раза два вопросительно пискнул.

— Походите перед ним, — предложил сквозь дверную щелочку Волошин.

— Что сделать?

— Походите по комнате. Туда-сюда. Пусть он на вас полюбуется. Да не бойтесь, он не укусит.

Чувствуя какой-то подвох, я пожал плечами и неуверенно прошелся по комнате, поглядывая на утенка. Он снова запищал теперь, как мне показалось, радостно и вперевалочку засеменил ко мне.

— Все в порядке, — удовлетворенно сказал Волошин, распахивая дверь. — Теперь мы можем продолжить нашу прогулку.

Мы вышли из инкубатора и неторопливо зашагали по асфальтовой дорожке. Громкий писк заставил меня оглянуться.

Утенок спешил за нами.

— Придется идти потише, он отстанет и будет плакать, — сказал Волошин.

— Ничего, вон тут сколько утят и цыплят во дворе бегает. Он сейчас к ним пристанет, — ответил я.