Виктор Сапарин - Забытый Полдень

Но чертежи бывают нужны в некоторых случаях самому Гребнёву. В конце концов он человек, а не машина. Он не может представить себе будущую конструкцию, глядя на крошечную катушку с паутинной нитью. Иногда он должен заглянуть в чертёж, а другой раз и собрать сложный узел на модели.

Но как объяснить это человеку, который знает, кажется, решительно обо всём и всё понаслышке?

— Попробуйте спроектировать скрепки для сборки узлов станции, — сказал Гребнёв просто.

Задание он выбрал самое лёгкое.

На другой день Гребнёв не успел ещё позавтракать, когда его вызвал по блок-универсалу инженер Мищенко с Экспериментального завода.

— Слушайте, — сказал Мищенко, его похожие на кустики крыжовника брови ушли далеко на лоб. — Скажите, сделайте одолжение, чего ради вы заказали сто сорок две тысячи женских головок из пластилита? Вы знаете, я привык ко всяким вашим затеям, но на украшения могли бы пустить и другой материал в конце концов.

Гребнёв, в свою очередь, захлопал глазами. Он ничего не понимал.

— Ваш помощник прислал заказ, — Мищенко показал похожую на облатку катушку. — Я передал его станку. И он начал выдавать вот такие штуки.

Гребнёв увидел на экране блок-универсала абрис девичьего лица с прямым тонким носом и круглым, чуть выдающимся подбородком — почти в натуральную величину. Профиль был отштампован из пластилита толщиной в палец.

— Сколько вы их нашлёпали? — спросил Гребнёв.

— Штук пятьсот…

— Остановите станок. А мне пришлите одну.

Когда Гребнёв пришёл в бюро, женская головка из прочнейшего и лёгкого пластилита лежала у него на столе.

— Откуда эта прелестная вещица? — удивился практикант. — И потом… — он удивился ещё больше, — она мне знакома!

Гребнёв минуты две молча разглядывал юношу.

— Послушайте, — сказал он наконец. — И слушайте меня внимательно: если вам ещё раз взбредёт в голову рисовать ваших знакомых на чертежах, постарайтесь делать это по крайней мере на полях! Эта машина, — Гребнёв кивнул на робота, стоявшего в углу и изготовлявшего на основе чертежей программы для станков, — не разбирает, что относится к делу, а что нарисовано просто так, для удовольствия. Она запрограммировала всё без исключения, а станок, которому передали заказ, стал делать то, что ему приказали. Я думал, вы знаете принцип устройства автоматов!

Практикант ужасно смутился.

— Ну ладно, вы по крайней мере доказали, что чертежи действительно не всегда удобны, — смягчился Гребнёв. — В конце концов все мы были молоды. — И он дал практиканту новое задание. Тот взялся за него с пылом и выполнил безукоризненно.

Практикант сказал, что его можно звать просто Костя. Итак, он любил рисовать. Другой его чертой, обнаружившейся тоже с первого дня, была нелюбовь, или, точнее сказать, антипатия, к чертёжным роботам. Проявлялась она в самых разных формах. На третий или четвёртый день, придя утром в бюро, Гребнёв обнаружил, к своему удивлению, что один из роботов работает как одержимый. Он хорошо помнил, что все машины выключил накануне перед уходом. У робота был такой вид, словно он и огорчён и изумлён одновременно. Перед ним стоял на подставке небольшой ящик, соединённый с машиной гибким рукавом.

Походило на то, как если бы чертёжная машина всунула хобот в кормушку. Впрочем, это и на самом деле была кормушка, как моментально сообразил Гребнёв. Конечно же, сюда практикант сложил подготовленные для робота задания — листки из блокнота. И тот работал всю ночь напролёт, изготовляя чертёж за чертежом. Целая кипа их лежала в корзинке сбоку. Листы бумаги уже не умещались в ней и падали на пол. Гребнёв подобрал с пола чертежи и стал ожидать, что произойдёт дальше.

Практикант появился очень скоро с самым весёлым видом.

— Работает? — кинул он взгляд на робота. — Ну и пусть работает.

И он приступил к своим делам.

— Это что, эксперимент? — поинтересовался Гребнёв.

— Просто он лучше всех изготовляет фасонные профили. Я и решил: пусть уж над ними работает более квалифицированный чертёжник. Что касается остальных… Я бы половину просто выкинул на свалку. Тут есть настоящие тупицы: никакого воображения! Перечерчивают, высунув языки, то, что им задано. Какие-то заскорузлые чиновники.

— Гм, — неопределённо произнёс Гребнёв. Некоторых из этих «чиновников» сконструировал он сам когда-то. Тогда, десять или восемь лет назад, они не представлялись ему тупицами. Может быть, стареет он, Гребнёв?

А Костя стал передвигать роботов, устанавливая наиболее способных так, чтобы они были под рукой, «тупиц» же загоняя в самые дальние углы. Роботы, старательные чертёжные роботы, с которыми была связана часть жизни Гребнёва, честные работяги, изведшие не одно ведро туши по его заданиям, выглядели сейчас какими-то беззащитными. Те, до которых ещё не добрался практикант, стояли с виноватым видом и словно втянули головы в плечи. А жертвы его неуёмного стремления всё перестроить по-своему уныло торчали как неприкаянные в новых местах. Привычный уют бюро был нарушен.