Екатерина Годвер - Иволга будет летать

— Слушайте, к вам тут… очень просят. — Он воровато оглянулся на дверь. — Только не долго, ладно? И никому.

— Конечно. — Абрамцева улыбнулась, насколько позволяла стянутая подсохшей обезболивающей мазью кожа; в лицо будто впились тысячи иголок. — Спасибо.

Ординатор вышел. Через минуту, беспокойно озираясь, в палату зашел Белецкий. До того, как в его взгляде появилось узнавание, прошло долгих несколько секунд.

— Валя! Как ты себя чувствуешь? Если я слишком рано, то…

— Так же, как и выгляжу: отвратительно, — перебила его Абрамцева. — Но я очень рада тебя видеть, Игорь. Хотя не ожидала.

— Я тоже очень рад. — Белецкий улыбнулся с заметным облегчением и уселся на вторую, пустовавшую кровать. Белоснежный больничный халат на нем смотрелся нелепо. — П-просто я единственный, кто сейчас ничем не занят. Давыдов вчера утром улетел на другую сторону Хребта. Когда ему передали, что тебя п-перевели из реанимации, он собирался срочно вернуться. Но я его отговорил — ему надо отоспаться: он все последние дни не вылезает из кабины. П-прости.

— Ты все правильно сделал, — сказала Абрамцева. — Спасибо. Но зачем он полез через Хребет на катере?

— Не на катере. Как только стало известно о лавине, он вывел из ангаров Волхва.

— Кречетов разрешил?

Белецкий мотнул головой.

— Когда все случилось, то есть, когда стало известно… Говорят, Слава буквально затолкал его в кабинет Смирнова, «п-поговорить». Через пять минут они вышли: Слава отправился в ангар, а Кречет — в кадры с заявлением об отставке: всю ответственность за случившееся он взял на себя. Так что на базе сейчас административный хаос. При этом командует парадом Давыдов; никто не решается ему перечить: одни боятся ответственности, другие — Давыдова. — Белецкий чуть заметно усмехнулся. — Смирнову успешно оперировали язву, но на больничном он надолго и махнул на все рукой, подписывает документы не глядя — мол, Слава, делай, что хочешь. Слава и делает: после всего у него, кажется, отказали тормоза. Если он п-продолжит в том же духе, скоро весь Дармын начнет вспоминать Дениса с теплом и любовью, как сговорчивого и дружелюбного комэска.

Абрамцева с огромным трудом сдержалась, чтобы не засмеяться.

— Так им и надо.

— Согласен. Ограничительные коды Волхву я откорректировал, — опередил Белецкий вопрос. — На сегодняшний день все в порядке. О случившемся ему известно, даже с некоторыми подробностями: Давыдов решил, что так лучше, а я п-подумал, что ему виднее: в конце концов, ему на нем летать. Раз Слава Волхву доверяет, быть посему.

— А что Волхв на все это?

— Цитирует Шекспира.

— Шекспира?..

— «У бурных чувств неистовый конец, он совпадает с мнимой их победой». — Лицо Белецкого снова исказила мимолетная усмешка — недобрая, даже хищная. — После очистки кода у старины Волхва прорезается юмор.

— Наверное, это неплохо, — после короткого раздумья сказала Абрамцева. — Рассказывай все остальное. По порядку. Я ничего не помню, кроме того, как меня засыпало и я отключилась, а очнулась уже здесь… До сих пор не верится, что нас не сбросило вниз. Никогда не думала, что на Бараньей гряде возможна такая лавина.

— Масса и скорость были чудовищные: почти втрое больше предсказанного максимума; но, на наше счастье, она потеряла половину силы в лесу. Дамба и постройки станции затормозили ее и задержали основную снежную массу и большую часть деревьев и камней. Но часть снега все-таки прошла дальше и остановилась буквально в десятке шагов от разлома. Тебе невероятно п-повезло. — На лице Белецкого проступило какое-то странное выражение. — Валя! Я никогда не стал бы спрашивать, что делал лучемет Смирнова в кармане твоей куртки: ответ слишком очевиден. Почему твой спецдатчик оказался приколот к одежде Каляева — тоже не стал бы спрашивать: ответ ясен был бы и тут. Но и то, и другое одновременно?! За датчик Ош на тебя очень зол: это могло стоить тебе жизни… едва не стоило. — Белецкий вздохнул. — Оружие снова в сейфе. Давыдов не знает — ни про лучемет, ни про датчик: не возьмусь п-предположить, что огорчило бы его больше… Я ничего ему не скажу, Ош тем более. Но объясни, бога ради, что за бардак творился у тебя голове?!

Абрамцева улыбнулась, насколько позволяли тысячи невидимых иголок, впивавшихся в лицо.

— Денис никогда не говорил тебе, что все женщины априори непоследовательны?

— В-возможно, у него была большая статистика, однако он плохо знал тебя.

— Тут ты прав.