Игорь Дубов - Куси, Савка, куси!

Он встряхнулся и, поняв, какую несет чушь, обрадовался, что нет Малыша, и, значит, нет записи, и никто не узнает, как он разговаривал сам с собой.

В эту минуту он услышал журчание справа от себя, хотя речке полагалось быть слева, и, недоумевая, свернул в ту сторону. Однако далеко идти не пришлось. Лес кончился, и Свирь обнаружил, что стоит у впадения какого-то достаточно полноводного ручья в ту самую речку, к которой он шел. То, что он оказался между речкой и ручьем, было для него, честно говоря, неожиданным. Он совсем забыл о существовании этого ручья. Но зато теперь он точно знал, где находится. Он стоял у слияния Чечеры и Ольховца, и до монастыря отсюда было рукой подать. Самого монастыря пока еще не было видно из-за торчащих на пути холмов. Он вообще стоял несколько ниже по Яузе. Но зато теперь уже, во всяком случае, близко.

Перейдя Ольховец, Свирь двинулся прямо через лес, срезая путь. Именно сейчас, когда до цели оставалось совсем недалеко, ему стало казаться, что он идет чрезвычайно долго. Продравшись через какой-то кустарник, он вышел к Черногрязке, быстро форсировал ее, помогая себе здоровой рукой, снова вошел в лес на том берегу, прошел еще немного, потом остановился, сделал, пытаясь сориентироваться, несколько неуверенных шагов в сторону, и тут деревья наконец распахнулись – и Свирь внезапно увидел почти прямо напротив себя белые высокие стены.

Сталью и серебром отливала трава расстилающегося впереди луга, хищно неслись по небу стрелы перистых облаков, и в выжидающем молчании замер на заросшем терновником противоположном берегу еще невидимой Яузы похожий на сон силуэт Андроньевского монастыря.

Через пятнадцать минут обессилевший Свирь вышел к реке. Можно было переночевать прямо здесь, а на рассвете переплыть на ту сторону и попытаться с восходом проникнуть в монастырь. Однако гораздо естественней было попросить там ночлега. И Свирь выбрал последний вариант.

Снова увязая в иле, он вошел в остывшую уже воду и еще через полчаса стоял перед служкой, который не пускал его в ворота. Служка как раз собирался их запирать, когда из-под откоса вылез мокрый и исцарапанный Свирь. Если бы Свирь задержался на минуту, он бы ни за что не попал внутрь. Но вышло так, что он успел перешагнуть через порог калитки, и теперь служка был вынужден вступить в диалог.

У служки было нездоровое, покрытое бородавками лицо, и смотрел он плохо, исподлобья. Слушать Свиря служка не хотел.

– Нечесоже ти зде стояти! – напирал он. – Прочь отсюду, бесовьствие греховне!

– Да погоди ты! Не вопии! – безнадежно увещевал его Свирь, стараясь правильно воспроизвести церковнославянские обороты и понимая, что на самом деле варварски коверкает язык. – Дозволь токмо въпросити!

Служка на глазах наливался дурной бурой кровью, каменея бородавчатым лицом. Маленькие глазки служки быстро и злобно шныряли по Свирю. Казалось, что холодные пальцы расстегивают на нем одежду. И Свирь ощутил вдруг непреодолимое желание с хрустом стиснуть дряблую, опухшую шею служки. Он непроизвольно несколько раз остервенело сжал и разжал пальцы – и остановился. Малыша теперь не было. Удерживать Свиря было некому.

– Изглаголи токмо, – смиренно попросил он, утишая гнев, – старец Андрей, богомаз, где ныне?

Окажись Рублев в монастыре, Свирю пришлось бы решать множество очень непростых задач. Правда, он проработал и такой поворот. Но судьба распорядилась иначе.

– Отыде, – неприязненно сообщил служка. – Отыде с Даниилом. В Троицу. Да будешь ли ты изошел?!!

Служка сорвался на крик, надуваясь и выкатывая глаза. Свирь перевел дыхание. Все складывалось как нельзя лучше. Главное – Рублев еще не вернулся, и, значит, собор стоял пустой, не расписанный, не запертый. А переночевать, в конце концов, можно было и в лесу. Но хотелось все же договориться со служкой.

Служка был тревожен и подозрителен, и Свирь прикидывал, как это использовать. Лучше всего была, конечно, лесть. Тревожные, он знал, очень любят похвалу. Однако в данном случае мешала высокая подозрительность служки. Впрочем, и здесь был ход.

Еще пробираясь к монастырю, Свирь неожиданно вспомнил имя игумена – сработали загруженные в Центре до предела глубинные подвалы памяти. Тогда он удивлялся: зачем это нужно, раз есть Малыш. Оказалось, Служба Обеспечения предусмотрела все. И теперь Свирь мог, скрываясь за авторитетом, начать сложную комбинацию уламывания и улещивания несговорчивого служки.

Но он решил иначе. Служку можно было запугать. Это ясно проглядывало в его манере держаться. И, не зная еще, как добиться этого, собираясь с мыслями и раскачивая подкорку, Свирь сделал шаг и, подойдя к служке вплотную, повел необходимую ему разведку – боем.