Алексей Кацай Спейсер - Тарзанариум Архимеда

Пол Барбикен был взбешен. Ни Мишель Арданьян, ни Джимми Хастон еще никогда не видели в таком состоянии, обычно чересчур сдержанного, председателя «Мэрилендского артиллерийского общества».

— Как? — в десятый раз спрашивал Пол, угрожающе взъерошив свои седоватые усы. — Как вы могли позволить, чтобы какой-то французский бумагомарака рассекретил нашу работу?!

При слове «французский» в таком контексте Мишель чуть поморщился и хотел что-то сказать, но сдержался. Джимми смущенно закашлялся.

— Мишель, скажи честно, это твоя работа? Какого, извини, черта после полета тебя потащило в этот чертов Париж?

Слово «Париж» Барбикен выплюнул, как третье упоминанье о «черте» в своей короткой и гневной тираде. Арданьян крутанул пальцами сложенных рук и уже открыл было рот, но Хастон перебил его.

— Масса Пол, это я посоветовал Мишелю связаться с кем-нибудь из пишущей братии. Ведь вы в то время искали деньги под продолжение проекта, и мне показалось, что хорошая реклама нам никогда не помешает.

Барбикен изумленно взмахнул руками и толстый журнал, лежащий перед ним, с глухим стуком упала на пол. Нагибаться за ним Пол не стал.

— Реклама?! — задохнулся он. — Реклама? Хорошенькая реклама!!! — Барбикен ткнул пальцем в упавший журнал и процитировал (память у него всегда была отменной): — «Рассказ этот разрушит множество иллюзий и опровергнет немало догадок, но зато даст правдивую картину всех трудностей и неожиданностей, связанных с подобного рода опытом…» Джимми, дружище, негритянское твое… — Пол запнулся, фыркнул, как конь на водопое, и продолжил. — От кого — от кого, но от тебя я такого не ожидал. Ладно — Мишель, с его вечными завихрениями…

— Я попросил бы!.. — попытался вмешаться Арданьян, но Барбикен раздраженно отмахнулся от него.

— Какая такая «правдивая картина», Джимми? Да нас бы размазало на три плевка, если бы мы использовали технологию, описанную этим… как его… Верном. Джимми, ты что, не помнишь, сколько мы шишек набили, пока не отработали технику постепенного ускорения? Мишель, вспомни, сколько не спали, пока не вылизали всю конструкцию до мелочей? А тут — пушка! Колумбиада!.. Это надо же такое придумать!

— Пол, ты противоречишь самому себе, — миролюбиво перебил его наконец Мишель. — Ты что, хотел, чтобы я выложил мсье Жюлю полную и конкретную информацию? Мол, мы тут, в Балтиморе, в Артиллерийском обществе занимаемся проблемами межпланетных перелетов. Разрешите, дорогой мистер Верн ознакомить вас с рабочими документами и бортовым журналом… Вот тогда нас бы точно в порошок стерли, а потом, как ты выразился, на плевки размазали. Жюль Верн хотел иметь сказку, сказку и получил. Ну, поговорил я с ним пару раз за бутылочкой бургундского в перерывах между строительством баррикад, беготни по парижским улицам и митингов Коммуны. Ну, представил нас такими себе захолустными американскими фантазерами. Однако же шуму сколько! И, кстати, после этого шума не нас, а его за дурака держат.

— Не нас? — снова начал закипать Барбикен. — Не вас, это точно. Поскольку вам он хоть фамилии изменил. Ардан… Мастон… Джимми так вообще цвет физиономии лица поменял. Из негра в белого превратил, да еще и из моего официального слуги — в секретаря Общества. Джимми, конечно, тащит на себе эту работу, но… Кстати, Джимми, — вдруг откинулся председатель Артиллерийского общества на спинку кресла, — а где твой гуттаперчевый череп, который ты потираешь железным крюком, приспособленным тебе вместо ампутированной руки?..

Хастон растерянно развел руками, бросил короткий взгляд на Арданьяна и произнес:

— Мистер Верн вообще из нас каких-то монстров сделал. Разрешите, сэр? — Он нагнулся за упавшим журналом и быстро зашелестел его страницами. — Вот. «В клубе можно было видеть целую коллекцию костылей, деревянных ног, искусственных рук, ручных протезов с крючком, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов. Упомянутый выше статистик Питкерн вычислил также, что в „Пушечном клубе“ приходилось меньше чем по одной руке на четырех человек и лишь по две ноги — на шестерых», — процитировал Хастон.