Яна Завацкая - Перезагрузка

А ведь мы с ней как-то уже об этом говорили. Не помню, с чего все началось. Но я ей высказала, что мол, Иволга, ты просто человек особый. А все-то люди простые вокруг, обыкновенные, слабые. Где таких особых берут?

Иволга улыбнулась и сказала.

– А я тоже самая обыкновенная, Маш. Была простым биологом. Не богатая, не сильная, никому не известная. Мы тогда, знаешь, бегали по городу, листовки всякие распространяли. Я статьи писала. На демонстрации ходили. И все это казалось такой глупостью. Мне все время думалось – ну зачем это делать? Это же ничего не меняет. От демонстраций наших никакого толку, разве что разгоняют иногда, получишь дубинкой по башке – вот и вся польза. Статьи эти люди почитают, поохают и дальше живут как жили. На нас ведь тогда, как на дураков, смотрели. Говорили, вы устарели. Никому вы не нужны. И правда, так оно и было. Но мы все равно почему-то это делали. Тебе, наверное, всё это уже не представить.

– Ну почему, – сказала я осторожно.

– И мне тоже казалось – ну вот есть какие-то особые люди. Они сделаны из стали, они как слово скажут – все за ними идут. А я обыкновенная. Потом война, пришлось в армию, у меня звание же было, нас призывали. А потом как-то со временем я, знаешь, поняла: нет никаких особых людей. Я и есть тот самый человек. Который всё должен изменить. Может, у меня не получится. Но мой долг сделать всё, чтобы получилось. Если мне чего-то не хватает – я должна изменить себя так, чтобы всё получалось. Потому что понимаешь, у человечества никого нет, кроме нас самих. Вот конкретно тебя и меня.

И потом она еще добавила.

– Да ведь и ты особый человек, Маша. Разве не так? Ты тоже раньше была обыкновенная, а потом пришла в ГСО, научилась военному делу. Ты меняешься с каждым годом. Разве ты сейчас не особый человек? И многие из нас – разве не стали совсем другими? Ведь главное – начать действовать, а люди меняются по ходу дела. И даже если дело поначалу кажется глупым и ненужным – лучше делать, чем сидеть и ныть, когда же придет кто-то настоящий и особенный. Потому что – никто не придет. У нас есть только мы.

Вот это я сейчас вспоминала, сидя рядом с Иволгой и товарищем из Ленинграда. Эти ее слова меня как-то изменили. Я – особый человек? Но ведь да. Я стала совсем другой. Раньше я всего боялась, а теперь – ничего. Чего мне еще бояться в этой жизни… раньше меня никто не слушал, а теперь я командую ротой. Раньше я не знала, как поступать, а теперь у меня есть Дана, почти что приёмная дочка, хотя по возрасту вроде и не годится – ну сестра приёмная. И я знаю точно, что правильно, а что нет.

Хотя про некоторые вещи я не знаю и никогда не буду знать, правильными ли они были.

Вся эта история с Кавказом – правильно ли мы поступили? Не знаю.

Всё это некрасиво вышло. Но я знаю, что и выхода другого не было.

Чума… я навсегда перед ней виновата. Я никогда себе этого не прощу – даже если она бы простила. Она бы посмотрела на меня круглыми глазами и сказала: ты чо? А для чего я это делала? Это же я сама так решила, чтобы вы могли уйти – и вы ушли. Да, она бы так сказала. Но я себе не прощу.

И много, много еще таких случаев, мелких и крупных. И ничего с этим не поделать. Это в книжках бывают правильные люди, которые всегда поступают как на картинке, прямо загляденье. А в жизни люди, как правило, ничего не понимают, и тыкаются туда-сюда, а потом мучаются и каются. Или не каются. Или мучаются, но никому этого не показывают. Или просто плюют на всё. Жизнь – очень, очень сложная штука.

Мы начали осматривать город с Площади в Ленинском. Ну там, где стоит этот человек с протянутой рукой, эта самая сомнительная историческая личность. Автобус остановился, и мы все стали вылезать. Я сразу своих распределила так, чтобы всю делегацию, в случае чего, прикрывать. Сама встала на место между Вороном и Иволгой с седым, АК держу наготове – мало ли что.

– Вон там была областная больница, – рассказывала Иволга, – но там довольно высокий фон. Там сейчас секта обосновалась изуверская. А больше нет никого.

– С фоном надо что-то решать, – сказала женщина в цивильном, – в Европе строят графеновые купола вокруг зараженных зон. В нашей части Германии они тоже есть. Они обещали начать нам поставлять графен. Своего производства пока нет.

– А что, в Германии уже тоже есть коммуны? – спросил Ворон.

– Да, есть даже в западной части, не говоря о восточной. Хотя там народу очень много полегло, плотность населения большая была. И фон высокий во многих местах. В общем, сложности пока. Но у нас с ними есть контакт. В северной Польше есть коммуны. В Финляндии. Да много где, и это только Европа – про Азию уж не говорю.