Грег Кокс: Планета обезьян. Война

В комнате был беспорядок, как будто Полковник вымещал злость на своем собственном жилище. На крышке захламленного стола, почему-то не добавленного к баррикаде, лежала куча боеприпасов, включая несколько ремней с гранатами. Рядом с ними стоял поднос с недоеденным сухим пайком и валялась полковничья стальная фляжка, из которой на стол пролилось содержимое. В лужице виски лежала промокшая фотография маленького мальчика, улыбавшегося в камеру. Цезарь догадался, что это был сын Полковника.

В груди у Цезаря шевельнулось что-то вроде неожиданного чувства симпатии к Полковнику, пока он не вспомнил, что Полковник собственными руками убил своего сына, безжалостно уничтожив инфицированного солдата, который когда-то давно был улыбающимся мальчиком на этой фотографии.

Точно так же, как он убил Голубоглазого, Корнелию, Перси и Малкольма…

Еще по столу были разбросаны медали Полковника, но самого его нигде не было видно. Глаза Цезаря обшаривали комнату в поисках человека, которого он пришел убить. Цезарь знал, что Полковник должен был находиться где-то рядом.

Но где?

С вершины стены летели ракеты, нацеленные на приближавшуюся армию, из них вылетали потоки ярко-оранжевого племени. Плохая Обезьяна смотрел, как сначала это пламя освещало зимний ночной пейзаж, а потом ныряло в центр вражеского конвоя. Мощные взрывы сотрясали землю, бронированные машины скрылись в дыму и пламени. Сквозь падающий снег, словно шрапнель, летели куски металла. Люди из лагеря понесли первые потери, но Плохая Обезьяна знал, что битва только начинается.

– Быстрее! – подгонял он нескольких отставших детей, которые остановились, чтобы дождаться своих родителей. – Пошли, пошли, пошли!

Чудовищный рев в сопровождении ослепительной вспышки сообщил о том, что наступавшие открыли ответный огонь. Артиллерийские снаряды летели к стене, и Плохая Обезьяна бросился закрывать детей своим телом. Снаряды взорвались метрах в тридцати от стены. Оглушающий грохот перекрыл все остальные звуки, включая крики и стоны испуганных малышей. Каменные и ледяные осколки градом осыпали обезьян. Грохот взрывов эхом отдавался в ушах у Плохой Обезьяны.

«Нет, это место не для обезьян, – подумал он. – Пусть мы будем где угодно, но только не здесь!»

Внизу, в туннеле, Ракета и другие взрослые почувствовали вызвавший у них тревогу сильный удар, сотрясший окружавшую их промерзлую землю. С потолка посыпалась грязь, а древние деревянные крепи, поддерживающие туннель, так затряслись и заскрипели, что Ракета стал опасаться, как бы туннель не обрушился. Это было похоже на землетрясение, но закаленный в битвах шимпанзе догадался, что до них дошли взрывные волны от артиллерийского обстрела. Он сразу вспомнил об артиллерийских орудиях, которые обезьян заставляли втаскивать на стену в ожидании приближавшейся битвы между Полковником и его врагами-людьми.

«Мы слишком долго ждали. Сражение началось. Теперь мы должны прокладывать себе путь сквозь битву людей».

Еще несколько взрывов сотрясли туннели, в которых столпились обезьяны, продвижение которых к веревочной лестнице сильно замедлилось. В некоторых местах потолок начал прогибаться, и Ракета еще сильнее испугался, что туннели вскоре могут обрушиться. На поверхности шла война, но и под землей было опасно, нужно было двигаться и догонять детей, которые ушли раньше.

А Ракете еще нужно было выяснить, что ожидало их наверху.

Схватив винтовку, он попытался протолкаться через толпу. Задача была не из легких, но Ракета продолжал продвигаться вперед – ему очень нужно было оказаться на поверхности. Он знал одно: дети с Морисом, Плохой Обезьяной и человеческой девочкой оказались в самом центре военных действий, если их еще не разнесло на куски взрывами. Ему нужно было узнать, что стало с ними. Шимпанзе жестами пытался заставить расступиться обезьян, преграждавших ему путь:

– Дайте мне пройти!

Грохот войны проник сквозь стены сторожевой башни.

При звуках канонады Цезарь резко повернулся. Подбежав к окну, он в ужасе уставился на битву, разворачивающуюся снаружи, почти у входных дверей Полковника. Ракеты перелетали через стену и взрывались внутри лагеря. Целая секция полуразвалившихся казарм была взорвана, это добавило мусора по краям тюремного двора. После ракетных ударов в развалинах вспыхивал огонь, и от него загорались бесчисленные маленькие пожары, несмотря на то что все было засыпано холодным мокрым снегом. Девственно-белый снег потемнел от копоти и пепла. Высокая сторожевая башня тряслась и качалась у Цезаря под ногами, побелевшие обезьяньи черепа из мерзкого алтаря Полковника падали на пол. Цезарь понял, что башня будет хорошей целью для вражеской артиллерии.