Рэки Кавахара - Васильковый гуру меча

— Хорошо. В таком случае мы начнём ровно в пять часов, как и планировали. Передохни хоть немного, пока есть возможность.

— Я надеюсь, в следующем бою ты выступишь не хуже, чем сейчас, Кроу.

С этими словами Кото и Юки синхронно развернулись. Стоявшие поодаль аватары как по команде окружили Кроу. Кто-то восхищался им вслух, кто-то пытался задавать вопросы (эти попытки пресекала Рейкер), а Кото и Юки лишь молча шагали обратно к площади Минобороны, прислушиваясь к происходящему за спиной. Кото ощущала странное воодушевление, и что-то ей подсказывало, что оно вызвано не только победой над Энеми.

Харуюки не вернулся в реальный мир спустя сто двадцать пять дней тренировок.

В последний день он отправил Центореа Сентри одну через портал и дал ей пароль от домашнего сервера, чтобы она могла отключить таймер.

Изначально он договорился с Черноснежкой о том, что в половине пятого выйдет из Ускоренного Мира, сходит в туалет и попьёт воды, чтобы без десяти секунд пять ускориться вновь. Но если махнуть рукой на отдых и остаться на неограниченном нейтральном поле, тренировку можно будет продлить на пятьсот часов — почти двадцать три дня.

Когда Харуюки сообщил Сентри о своём решении, он был почти уверен, что та будет решительно против. Однако она в ответ лишь задумалась секунды на три и сказала: “Как хочешь”. Более того, она дала ему второй ключ от павильона в обмен на обещание не трогать Энеми Дикого и более высоких классов, а также не приближаться к парку Китаномару. Разумеется, Харуюки и сам не собирался делать ни того, ни другого.

Оставшись в одиночестве, он упрямо продолжал те же самые тренировки. Конечно, теперь нельзя было сражаться против Сентри, зато получалось делать в день на тысячу тренировочных взмахов больше.

За четыре месяца он так и не смог даже поцарапать броню Сентри, но больше не расстраивался и не паниковал. В конце концов, он не гений и не избранный герой. Этот титул по ошибке пристал к нему, когда он стал единственным в Ускоренном Мире полноценным летающим аватаром, хотя на самом деле полёт — не более чем системная способность со своими достоинствами и недостатками. Одна из многих.

Поэтому с его стороны было непростительной наглостью горевать о том, что он всего за четыре месяца не смог дорасти до уровня Центореа Сентри, настоящего мастера меча. Решив, что вместо нытья лучше побольше тренироваться, Харуюки посвятил всего себя занятиям. Он испытывал своё мастерство фехтования в битвах против Энеми Малого Класса, пытаясь по примеру Сентри использовать Синтез, но безуспешно. Даже Предел — базовый навык Омега-стиля, наложение бесконечно большого на бесконечно малое — срабатывал далеко не всегда, и тогда Харуюки приходилось ждать воскрешения.

Две недели с начала одиночных занятий прошли, прежде чем Харуюки столкнулся с новым, незнакомым чувством прямо в тот момент, когда размахивал мечом во дворе павильона. Он вдруг понял, что чувствует воздух на лезвии «Ясного Клинка» уже не ладонью, а самим мечом. Его нервные окончания будто просочились через ладони внутрь рукояти и проросли сквозь всё оружие.

Пока Харуюки тренировался, ощущения становились то сильнее, то слабее, а то и вовсе какими-то причудливыми. Он решил больше не сражаться с Энеми и лишь бесконечно размахивал мечом посреди пляшущих лепестков сакуры.

Вскоре перед Харуюки вновь появился двухметровый шар из тусклого железа — воображаемый объект, с помощью которого он смог самостоятельно подняться на высший уровень.

Создав шар, Харуюки наложил на него ещё один образ, и полированное железо превратилось в изрезанный мелкими царапинами вольфрам — прочнейший металл Ускоренного Мира, из которого состоял доспех Вольфрам Цербера. Харуюки казалось, что только этот материал пока ещё способен устоять перед его Омега-стилем.

С тех пор Харуюки каждый день пытался одолеть вольфрамовый шар «Ясным Клинком». Он не ел и не отдыхал. Когда совсем лишался сил — падал без сознания прямо на гравий двора, чтобы после пробуждения вновь и вновь взмахивать мечом. Постепенно нервы, прошедшие сквозь клинок, стали настолько чуткими, что каждый удар по вольфраму отзывался сильнейшей болью в голове.

С тех пор Харуюки начал сдерживать силу ударов, но сохранил скорость. Один раз из сотни раздавался невероятно чистый звон, и боль не приходила. То же самое он ощущал, когда разрезал железную броню. Когда все части тела двигались идеально слаженно, когда все суставы безупречно выполняли свою работу, вся энергия удара без отдачи уходила в цель.