Пол Андерсон - День их возвращения. Враждебные звезды

— Прости, Дэйв, — проговорил он.

— Все в порядке. Тебе лучше подняться в корабль и немного полежать.

— Самое время. Наверное, нам не следовало так сильно урезать наши пайки.

— Ты теряешь в весе даже быстрее, чем я, — заметил Райерсон. — Тебе, пожалуй, нужен дополнительный паек.

— Ну нет. Это просто следствие нарушения обмена веществ, вызванного годами неумеренного потребления вина, женщин и нескладных песенок.

Райерсон присел возле него.

— Я уже и сам еле дышу. Наверное, нам обоим стоит передохнуть, пока дробилка расправляется с породой.

— Хорошо, — произнес Макларен, — если твой копчик может выдержать такой грохот, выдержит и мой.

Какое-то время оба молчали. Их тела дрожали от громыхания машины, а в головах гудело от нескончаемого бормотания звезд.

— Как ты думаешь, сколько времени займет подготовка контура? — спросил Макларен. — По твоим последним прикидкам.

— Раньше я недооценивал время, затрачиваемое на каждую операцию, — ответил Райерсон. — А сейчас — просто не знаю. Сначала нам нужно добыть германий. Затем собрать блоки… Не знаю. Две недели, три? А затем, как только все схемы начнут функционировать, их надо настраивать. В основном вслепую. Ведь я совсем не знаю критических констант. В общем, мы потратим х времени, где х зависит от нашего везения.

— Скоро мы откроем последнюю банку с едой, — сказал Макларен. Напоминать об этом было совершенно излишне, это подводило их к тому, о чем они оба избегали говорить.

Райерсон решительно отказывался приближаться к опасной теме.

— Говорят, что от курения пропадает аппетит.

— Пропадает, — подтвердил Макларен, — но я докурил последние сигареты несколько месяцев назад. А теперь у меня даже пропало желание курить. Хотя я, конечно, благополучно восстановлю эту свою привычку, как только мы попадем на Землю.

— Когда мы вернемся домой… — Слова замерли у Райерсона на губах, словно он бормотал во сне. — Мы уже давно не говорили о наших планах на будущее.

— Как сказал бы любой из нас, оно становится слишком предсказуемым.

— Это так. А сейчас ты его тоже можешь предугадать? Я имею в виду: ты еще не передумал насчет того кругосветного круиза на паруснике… э-э… с женским экипажем и полным трюмом шампанского?

— Не знаю, — ответил Макларен, слегка удивляясь тому, что мог бы осуществить этот план. — Я думал… А ты помнишь, как мы однажды в космосе разговаривали о плавании под парусами и делились друг с другом своим опытом в этом деле, и ты еще сказал мне, что море — это самое жестокое творение на нашей планете?

— М-м-м-да. Конечно, моим морем была Северная Атлантика. Она воспринималась по-разному.

— Верно. И все же, Дэйв, море не выходит у меня из головы. Теперь я вижу, что ты был прав. Любой океан для нас слишком… велик, древен, ослепителен… слишком красив. — Он обратил свой взгляд на миллиарды солнц Млечного Пути. — И этот черный океан, в котором мы терпим катастрофу, тоже.

— Странно, — сказал Райерсон. — Я считал, что именно под твоим влиянием все больше и больше думаю о море как о… наверное, не как о друге. Но как о надежде и жизни, и… даже не пойму. Знаю только одно: мне бы хотелось, чтобы ты взял меня с собой в тот круиз.

— Непременно, — сказал Макларен. — Я вовсе не имел в виду, что буду бояться теперь воды, стоило мне заглянуть в нее поглубже. И не только в нее — наверное, во все. Шутка сказать, но здесь, на этой планете, у меня временами появляется чувство, которое Сейки называл внутренним видением, интуицией.

— Космос многому учит, — согласился Райерсон. — Мне тоже начало что-то открываться, когда я пришел к выводу, что не Бог зашвырнул меня сюда и что Он не собирается возвращать меня домой — Ему нет до этого дела… Да, так насчет того круиза. Мне бы хотелось поехать с женой, но она догадается о твоих, э-э, спутницах.

— Наверняка, — подтвердил Макларен. — Как это я не подумал? Ты мне так много рассказывал о ней, что я чувствую себя другом семьи. «У меня такое чувство, будто я сам люблю ее».

— Приезжай к нам в гости и будь нам нашим добрым дядюшкой, когда мы устроимся… Черт, я совсем забыл о карантине. Что ж, тогда приезжай к нам на Рам через тридцать лет!

«С моей стороны это просто безрассудство, — подумал про себя Макларен. — Сокрушив меня, небо низринуло меня в детство. То, что у нее прекрасные глаза и волосы, похожие на темный цветок, не означает, что она — та единственная женщина, которую я всегда искал и тоску по которой я много лет пытался заглушить. Просто она — первая женщина после смерти моей матери, которая оказалась человеком.