Анна Пейчева - Государыня for real [litres]

Подошел Иван с какой-то бутылкой в руках, очень взволнованный. В бутылке, которую он выловил только что у пристани, оказалось письмо от деда Екатерины. В записке, закапанной вином и скрученной в узкую трубочку, Константин Алексеевич докладывал, что Шепси он благополучно отстоял, испанцев прогнал, но киношный остров весь разрушен, его теперь придется строить с нуля. «Я нужен там, Екатерина Николаевна, — сказал Иван. — У меня там проект, родители. Собака Золушка. А здесь мне делать нечего. Пойду туда пешком. Есть мне над чем подумать по дороге». Екатерина кивнула. «Передавай дедуле от меня привет, — прошептала она на прощание. — Прости, если сможешь. И спасибо… спасибо тебе за всё. За всё».

Потом в солнечном мареве возник знакомый до боли силуэт. Вокруг головы Генри светился рыжий нимб.

— Березовый сок победительнице! — провозгласил муж и с шутливым — а может, и не очень шутливым — поклоном передал Екатерине знакомую бело-зеленую упаковку. Затем устроился на палубе рядом с женой.

— Наконец-то я могу тебя как следует поцеловать, — сказал Генри, обнимая Екатерину за плечи.

Екатерина отставила в сторону запечатанный сок.

— Милый, подожди. Сначала я должна тебе кое-что рассказать.

21 августа

Венесуэла. Долина реки Апуре

Семен

Воздух.

Сырой воздух джунглей, насквозь пропитанный запахами гниющей листвы, тухлой рыбы и болезни.

Столыпин ненавидел этот воздух всеми бронхами своих легких.

Это был просто вопрос времени — когда же тропики все-таки прикончат его.

Ему удалось выжить после того смертельного укуса. Летающий крокодил! Жук-арахис! Как обидно было бы погибнуть от челюстей бабочки с таким комическим названием!

Он выстоял. Выжил одной только силой духа. Но это была всего лишь единичная победа. Чем закончится следующая битва? А ведь она уже началась. Еще страшнее прежнего.

Эпидемия.

На их маленький отряд спустился гнев индейских богов. По крайней мере, так думали сами индианки. Семен, блестящий выпускник факультета политологии, в совершенстве владевший четырьмя языками, научился понимать несложный диалект яномамо, пока ждал возвращения Мелиссы Карловны и ее антрепренера Гавриила с ежедневных гастролей. Томительные часы «за кулисами», в каноэ, Столыпин коротал однообразно: прислушивался к резким возгласам индианок, ловивших рыбу на обед, и изучал поразительные тропические растения, которые до сих пор видел только на картинках в Интерсетке или в оранжерее. Подумать только, а ведь когда-то он больше всего на свете любил Императорский ботанический сад на Аптекарской набережной. Проводил там все выходные.

Дурак. Лучше бы забрался в морозильник и сидел там, впитывал холод на будущее. Нынешнюю жару уже не было сил выносить.

Три дня назад их спасение из испанского плена закончилось неожиданно. Дождавшись наступления темноты, индианки под руководством Кармен набросились на Гавриила и Мелиссу Карловну и связали их лианами. Яномамо обвинили руководителей турпоездки в обмане. Женщинам не понравилось сидеть в бараке, раны от домашних побоев у них подзажили и беглянки осознали, что скучают по своим законным супругам. Не так уж наши мужчины и плохи, говорили между собой смутьянки. Бьют — значит, любят. Начали даже хвастаться, у кого повреждения тяжелее. Чем серьезнее травма — тем серьезней любовь. Словом, яномамо решили вернуться домой. Попросили Кармен помочь. Бразильянка, которую Семен, очевидно, глубоко оскорбил своим отказом, согласилась. Однако у нее был свой Кодекс чести. Связывать Столыпина Кармен не разрешила. Она все еще была благодарна ему за спасение в Ла-Гуайре. К тому же безвольный, вечно напуганный Семен не представлял для бунтарок никакой опасности.

Мятежницы планировали стартовать обратно, как только рассветет. Но утром Дети Луны проснулись насквозь больными. Легкая простуда, заставившая Карлоса чихнуть пару раз, уложила яномамо на дно каноэ с температурой и страшным кашлем. Мировая история повторялась. Испанская инфлюэнца достала свои старые болотные сапоги, отлично сохранившиеся с шестнадцатого века, и пошла гулять по джунглям Южной Америки. Индианки, привыкшие к летающим и плавающим крокодилам, оказались беззащитны перед крошечными бактериями простенькой европейской инфекции.

И что хуже всего — яномамо были уверены, что боги наказывают их за побег из родной деревни. Побег, отягощенный кражей священного камня Куэка. Они кашляли и молились, молились и кашляли, просили пощады у Луны ночью, а днем забывались тяжелой болезненной дремой.