Кэтрин Валенте - Сияние

ЦИТЕРА: Даже по меркам Арло, это ужасная концовка для шутки.

ЭРАЗМО: Концовка была «Ползулюск». Тоже не блестяще. Нет, полевое радио начало терять связь с Арло, и другие трансляции как будто просачивались сквозь то, что он говорил. Семьдесят шесть мегагерц — всего лишь частота, причём популярная. Мы ничего на ней не ловили после того, как прибыли в Адонис, и не думали, что забитые частоты окажутся проблемой. Но микрофон «Эхо» повёл себя не очень-то хорошо после того, как Арло спустился ниже… ну, не знаю. Как я уже сказал, он перестал нам говорить о пройденном пути после пятидесяти метров. ЦИТЕРА: Не может такого быть, чтобы вы всё запомнили так хорошо.

ЭРАЗМО: Но я запомнил. Мы всё засняли и записали звук. Я всё прослушал где-то тысячу раз по пути домой. До того, как Макс отправился в свой маленький крестовый поход. Я всё помню так хорошо, словно читаю надпись вон на той стене.

Шланг закончился на ста восьмидесяти метрах, плюс-минус. Арло прокричал: «Не переживайте! Думаю, я могу спрыгнуть отсюда, если отсоединю шланг!» — «Знай же, что это не госпиталь, но мой корабль!» — «…заберусь обратно, привязав Горация; до дна тут совсем недалеко».

Мы все орали, чтобы он не отсоединялся, но он не мог нас слышать, я уверен, что не мог. Мы сами с трудом себя слышали. Мы услышали, как он спрыгнул, охнул и отряхнулся. Сказал: «Тут довольно сухо. Я думал, это колодец? Здесь лужи, и всё. Может, есть какой-то донный затвор? Но, Раз… Я не вижу Горация. Я буду искать! Тут столько места! Какие-то рисунки на стенах. Похоже на перья и решётки для игры в крестики-нолики, и, я не знаю, что-то вроде лошадей. Или раковины улиток. Прямо как в тех пещерах во Франции. Я почти не вижу потолок. В Адонисе был резервуар для воды? Если и нет, их песенка всё равно была спета. Здесь сухо как в склепе. Ни капли воды. Господи, это место просто длится и длится, прямо как Канзас…»

«Что такое Канзас?» — заорала Северин сквозь невыносимый шум. Отвратительные помехи выхватили это слово из радиотрансляции и швырнули по-над Кадешем, прямо в тусклые золотые облака. Оно взорвалось тихонько, словно фейерверк в соседнем городе.

«Канзас, Канзас, Канзас».

[Объектив прикрывает чёрная тряпка. Требование «отключить эту проклятую штуковину» было заявлено и проигнорировано, и всё же тряпка придаёт Кларе безобидный вид. По комнате движутся смутные тени. Виден силуэт сидящей шестнадцатилетней СЕВЕРИН, чьи волосы больше никогда не будут такими длинными.]

Это ради твоего же блага, мой бегемотик.

Не называй меня так. В этом доме стены покрыты ложью, а не обоями. Не надо приклеивать новый слой. Они не выдержат тяжести.

Ада сказала, ты можешь пожить у неё, пока все не утихомирится. Мы уедем после Новогоднего парада. Если предпочитаешь квартиру в городе, наверное, можно что-нибудь устроить…

А как же Мэри?

Мэри в этом году снимает собственный фильм.

[начинает плакать] Почему? Папа, я хочу остаться здесь. Это мой дом. Разве ты меня не любишь?

Прямо сейчас я оказываю на твою жизнь разрушительное воздействие. И… ты на мою тоже. Я люблю тебя, но мы столкнулись со слишком серьёзными неприятностями.

О, неприятности всегда происходят. Вечно что-то случается. Находится причина, по которой я мешаю. Какой-то повод, чтобы держаться подальше от меня. Ну и что на этот раз?

Люди… люди говорят, я кое-кого застрелил.

[СЕВЕРИН резко отстраняется.] Дядю Тада? [ПЕРСИВАЛЬ не отвечает.] Это правда?

Ринни, всё очень сложно…

О господи.

[Тянется тс ней, его тень приближается тс её тени.] Дорогая, послушай.

Нет, не трогай меня. Позвони Аде. Я не задержусь в этом доме ни на секунду.

Жил-был в Краю молока и жажды мальчик, который перехитрил своё предназначение. Знал он это или нет, но поступать таким образом опасно. Предназначение — это тебе не ноготь, который можно обрезать; оно всегда при тебе, мрачно ковыляет год за годом по твоим следам на двух деревянных ногах, с глиняной рукой, и ждёт, крадучись, вынюхивая шанс снова вернуться в игру.