Андрей Ракитин - Чаячий Мост [СИ]

Она лежала в темноте, вытянувшись под одеялом, и следила, как перемещаются по потолку смутные тени веток. Сон не приходил, и, чтобы избавиться от тоски, Алиса перебирала в памяти недавний разговор.

От него остался горький осадок незаслуженной обиды и растоптанной гордости. Все равно как если бы ее прилюдно высекли. Когда-то давно, когда она только начинала войну за свое королевство, с ней случилось нечто подобное. Её высекли у позорного столба, как воровку. Плетью. И те, кто предал ее, стояли и смотрели. Тогда ей казалось, она не переживет этого стыда. Шрамы на спине не изгладились до сих пор, потом к ним прибавились другие; пальцы Яррана вздрагивают, натыкаясь на рубцы…

Теперь у Халька жена. Он привез Алису в Эрлирангорд и бросил, бросил ради этой доброй дуры, и плевал на нее до тех пор, пока она не добилась короны. Да, раньше вокруг нее были другие люди…

Где они теперь?..

Шорох ветра по пепелищу.

Рукой магистра Ковальского.

Личный архив.

Конституция Метральезы.

Устав Круга.

Извлечения.

«… семь независимых держав, управляемых избранными всеобщим равным голосованием ненаследными эрлами… Кругу как субьекту-освободителю… выплата налогов и размещение войск Круга на своих территориях… экстерриториальность земель Круга… исполнительная власть Круга осуществляется Советом магистров, иначе, Малым Капитулом… девять Магистров, среди которых избирается Великий Магистр, он же король (королева) для осуществления… одновременно эрл метрополии-округа Эрлирангорд без имущественных и ленных прав.»

Песенка, услышанная недавно, вертелась и вертелась в голове и, придя к концу, возвращалась в начало. Алиса бормотала ее в такт шагам, ей было весело, она торопилась. Каблучки башмаков оставляли в утоптанном снегу острые ямки следов, с деревьев осыпался иней, — был декабрь, дотлевала свеча старого года, до Рождества оставалось два с половиной дня. Алиса была счастлива. Судьба поднесла ей королевский подарок: сестра возвращалась к ней. Она ждала этого столько лет…

Пачки толстых, в десяток страниц, писем не помещались в секретер, Алиса держала их в плетеной корзине, ей жаль было расставаться с ними. Сестры хотели знать друг о друге все, вплоть до вздоха, до взмаха ресниц и, может быть, только благодаря их добросовестности почта на линии Эйле — Катрина еще не пришла в упадок. Теперь, с грустью подумала Алиса, письма сделаются ненужны. Вот только одно тревожило ее: сейчас, когда тысячи лиг уже не разделяют их и нет пугающе коротких и редких встреч, за которые нужно успеть сказать так много — сумеют ли они с Сабиной остаться прежними?

И что скажет Сабина, когда Алиса расскажет ей о Хальке?

Они встретились только вечером следующего дня. Были короткие зимние сумерки, фонари светились среди деревьев молочно-белыми размытыми пятнами. Они шли над обрывом реки, впереди высился огромный тополь и за ним мост через овраг, в другую часть парка.

Сабина молчала. Они шли, держась за руки, они уже все сказали друг другу, и присутствие третьего казалось им чем-то незначительным.

— Надо же, — вздохнула Сабина наконец. Стянула перчатку, подставляя летящим с неба снежинкам ладонь. — Снег… Я сто лет не видела снега. И зимы почти не помню.

Глаза ее в темноте были бледно-зелеными, прозрачными, как набрякший водою лед. Сабина смотрела на сестру — и как бы сквозь нее, и улыбалась каким-то своим мыслям. Алиса не любила этот взгляд, но, кроме сестры, так не смотрел больше никто. И Алиса привыкла.

— Скоро Рождество, — сказала Алиса. — У меня для тебя приготовлен подарок. — Она засмеялась и, вырвав руку, побежала, вперед, разбрасывая сапогами пушистый, в пятнах желтого света, снег. — Сабинка, как славно, что ты вернулась! Как здорово!

Она добежала до моста и остановилась, прислонясь к перилам, чтобы отдышаться. Перила шатнулись и подались вперед, в пропасть, увлекая за собой Алису. Она увидела далеко внизу ровный, не тронутый следами снег и черные ветки кустов по обочинам спуска, в горле сделалось холодно и сухо… В следующее мгновение чья-то рука рванула ее за плечо. Алиса разжала пальцы, отпуская злосчастные перила.

— Осторожнее, ради Бога, — сказал Хальк.

Алиса плакала. Она сама не заметила, как пришли эти слезы, но они текли и текли, горячие, по застывшим на морозе щекам.