Андрей Ракитин - Чаячий Мост [СИ]

Хальк усмехнулся странно и язвительно.

— Ерунда это все, — сказал он, пожав плечами. Глаза его щурились на огонь: от писем осталась горстка пепла, Хальк держал в руках последнюю страничку, уже тлеющую с угла, и кривящимися губами читал про себя угловатые бледные строчки. — Делать мне больше нечего, как отнимать у тебя любимые игрушки. — Листок догорел, Хальк по-мальчишечьи лизнул обожженные пальцы. — Хочешь быть королевой — ради Создателя, будь.

— Ты говоришь об этом так, будто я не имею права на эту корону.

— А ты полагаешь, что королева без государства — это нормально? Прости, но это забавы для убогих. — Он поворошил угли. — Мне грустно, потому что я знал тебя другой. Мне горько, но ты разменяла себя на медяки.

— Тогда вокруг меня были другие люди.

— Где же они теперь?

— Ты знаешь об этом не хуже меня.

Он кивнул. Вынул из кармана куртки желтое крупное яблоко, с хрустом надкусил. В покое запахло кисловатой свежестью. Хальк улыбнулся:

— Славные в твоем саду яблоки. Совсем как там, в Эйле… Помнишь?..

— Нет, — сказала она отчужденно и встала. — Не помню. Не хочу помнить. Мне больно.

— А чего ты ждала? Когда перестанет болеть, значит, ты и вправду мертва. Впрочем, сейчас, — он усмехнулся и прибавил ядовито: — сейчас, как говорят лекаря, «пациент скорее мертв, чем жив».

Алиса проглотила тугой комок обиды. Стояла над Хальком и думала, что вот у него в волосах седина, хотя ему только двадцать пять, если она помнит верно, и они не виделись столько лет… И, о Боже, если бы она однажды приняла его условия игры, все эти годы он был бы рядом. И не было бы ни Круга, ни Яриса, ни этого венца. Ни пустоты вокруг и внутри и глухого, беспощадного одиночества. Как больно, что Хальк и это о ней знает…

— Ты зачем сюда пришел? — спросила она со внезапным ожесточением. Исповедовать меня?

— Упаси Боже, — Он в притворном ужасе заслонился ладонями. — Знаю я, что такое быть у тебя жилеткой.

— Тогда зачем?

— Подожди, — он протестующе покачал головой. Догрыз яблоко, вытряс семечки на ладонь и точным движением ссыпал их в рот. После поднялся и пошел к дверям, туда, где оставил, когда вошел, плащ. Он поднял и развернул закутанную в ткань тяжелую, багряно-черную розу на длинном шипастом стебле. На этот стебель, словно на клинок шпаги, была надета хартия.

— Возьми, — протягивая Алисе розу цветком вперед, словно рукоятью, сказал Хальк.

— Что это? — Она сняла и развернула скрипт.

«Досточтимой Хозяйке вместе с ленной клятвой…»

— Ты сошел с ума! Звание Магистра — пожизненно…

— Нет ничего такого, от чего нельзя было бы отказаться. Завтра я объявлю об этом на коронации. Сегодня — тебе. Пусть все будет честно.

Алиса молчала. Шипастый стебель колол ей пальцы, рука дрожала. Алиса кусала губы, чтобы не расплакаться.

— Завтра тебе придется назвать причину.

— Я скажу, что смертельно болен. — Хальк улыбнулся.

— Это правда?

— А вам не все равно?

— Какова же правда? Я имею право знать. — Алиса словно забыла о только что сказанном: звание Магистра — пожизненно, и никакая болезнь не может служить причиной отказа от него. Только смерть.

— Ты знаешь, — сказал Хальк, отводя глаза. Впервые за весь разговор ему сделалось жаль ее. — Ты знаешь, но боишься признаться себе в этом. Все очень просто. Я не хочу быть Магистром при такой Хозяйке. Во-первых. Во-вторых, я не собака и мне не нужен Хозяин. И еще. Я никогда не понимал, как можно быть под каблуком у человека, который не вызывает у тебя ничего, кроме снисходительной жалости. Кстати, так же думает и половина Круга. Прости.

— Да… — со вздохом сказала Алиса. Смысл сказанного еще не дошел до нее. Так всегда случается, когда боль сильнее, чем это можно вынести. — Ты честен. Хотя и жесток.

Губы Халька искривились.

— Не спрашивайте, и мне не придется лгать.

Алиса оцепенела: ей было нечем дышать. Пальцы судорожно дергали ворот. Она ждала чего угодно, но цитировать вслух только что сожженные письма — это, пожалуй, слишком…

— Все?

— Не все, — голос Алисы был ровен и сух. Глаза блестели. — Завтра тебя убьют. Ярран.

— Ну что же. — Хальк пожал плечами. — Один из немногих достойных среди прочих бездельников. Честный, а это нынче большая редкость. Пускай.

Он ушел, не прощаясь. Алиса так и не поняла, был ли этот разговор на самом деле или же всего лишь приснился. Но черная роза лежала у нее на коленях и в камине, догорая, звонко потрескивал невесомыми чешуйками пепел.