Петр Ингвин - Смыжи [СИ]

— По месту временной работы вашей супруги нам сообщили, что могут отпустить ее на некоторое время. Готова ли она стать волонтером чрезвычайного блока и отправиться с вами? Спросите.

— Можно не спрашивать. — Боря почувствовал, как на сердце разливается тепло, а лицо расплывается в улыбке. — Готова.

— Все же поинтересуйтесь, — настоял координатор на соблюдении протокола.

Боря обернулся к тревожно замершей Эле:

— Полетишь со мной в командировку?

— Куда?

— Не знаю.

— Зачем?

— Не знаю.

— На сколько?

— Не знаю.

— Конечно, полечу!

То утро началось как обычно. В заданное время организм подал сигнал, глаза открылись, потянувшиеся до хруста руки и ноги сказали новому дню «здравствуй». Стенки пропустили звуки и свет, спальня наполнилась солнцем, утренней свежестью и далекими птичьими голосами. Надо как можно быстрее забыть ночное видение. Приснится же.

Милица села в кровати и опустила ноги на пол. Лодыжек коснулась ластящаяся травка, кочковатый пол помассировал ступни и выровнялся. Стены немного приглушили льющееся снаружи сияние — решили, что хозяйка поморщилась от избытка света. Нет, это все из-за глупого сна. Хватит. Выбросить из головы. Сны — игры подсознания, они ничего не означают.

Вставать не хотелось. Как и всегда, со дня переезда в немешарик.

Со стороны кровать казалась пнем дерева-великана, но стоило сесть или просто дотронуться… а лучше — прилечь… Как описать словами то, для чего слов еще не придумано? Мягкость похожего на мох живого одеяла и заботившейся о твоем удобстве перины превышала пределы разумения. И как после этого лежать в обычной постели? Все равно, что после спрей-одежды надеть, скажем, шерстяную или брезентовую. Хотелось валяться в облегающей обожающей тебя неге бесконечно, и на все доводы рассудка организм отвечал одинаково: «С ума сошла? Встать и уйти? Вот о т с ю д а?!»

Кроме воли ничто не справится с материнской заботой живого дома. Сделав усилие над собой, Милица поднялась и прошла в гиеник.

Уже год живет в немешарике, а все не привыкнет: ни пластика, ни фаянса, ни, что уж совсем невообразимо, каких-либо труб… Все это отличало от привычного санузла, но особенностью гиеника в живом доме был цирюля — снабженный зачатками разума банщик-лекарь-парикмахер. Он подстраивался под настроение жильца, предугадывал его желания и, в конце концов, становился другом, без которого уже не представлялась жизнь.

Вообще-то, гиеник не нуждался в отдельном помещении, он мог вытащить рабочие щупальца, впитать лишнее и подать воду в любом из помещений, соединенных общей корневой системой. К тому же, во-первых, в чужую комнату никто не войдет, а во-вторых, Милица жила одна в предоставленном ей доме из трех комнат, оранжереи и птичника. Птичником с недавних пор стали называть комнату с насестом. Настроенное на птерика отдельное помещение — это было безумно удобно: если хозяин не возражал, живой «индивидуальный транспорт» мог улетать на прокорм и возвращаться самостоятельно, никого не беспокоя. Но привычки прошлого остались: люди предпочитали гигиениться в закрытых кабинках, и Милица не была исключением.

Расположенная справа от спальни оранжерея пригласила на завтрак: приветливо открылся проем, донеслись запахи кофе, сыра, выпечки и фруктов.

— Позже, — распорядилась Милица.

Проем затянулся.

Снаружи били лучи летнего солнца, лес за рекой оглашался птичьим гомоном, через прозрачные стенки тянуло прохладой и манило окунуться в нарождающийся день.

Вот, правильное слово: именно окунуться. Пройдя через шкаф-рамку, Милица облачилась в модный купальник в две полосы по груди и через пах, к спине приклеился карман, где разместился старый добрый баллончик со спрей-обувью. Глаза все это время косили по сторонам.

Странно, что около дома до сих пор никто не прошел. Тропа, что вела к реке, огибала жилище Милицы, которое стояло посередине поселка, и те, кто жил ближе к работе, когда хотели искупаться, проходили мимо. Сегодня — еще никто. Милица никогда днем не затемняла стен и не заменяла их красивыми видами тропиков или Марса. Роль стекол в немешариках выполняли пленки вроде как от мыльного пузыря, их не брала непогода, они самоочищались, а быть прозрачными или нет и с какой стороны или работать активными обоями — это выбирали жильцы. Из своих домов так же любовались природой соседи и отсутствовавшие сегодня прохожие, и никто друг друга не видел, пока хозяева жилья (или конкретной комнаты, если внутри жила семья) сами не изъявляли такого желания. Привычные всем двери немешарику тоже не требовались, послушная голосовым приказам живая пленка открывалась в любом нужном месте. Понятно, что это относилось лишь к живым домам, растущим на поверхности Земли: под водой или, скажем, на Марсе для выхода следовало миновать специальный тамбур.