Геннадий Дмитриев - Настоящая работа смелых мужчин

— Да, — сказал я, — в лучшем случае, нас просто вернут обратно.

— Дело нужно доводить до конца, — сказал доктор, — либо добыть документы и выйти из города, либо оставить все как есть. Но если мы пойдем до конца, то нужно взять с собой профессора, не оставлять же Александра Степановича здесь.

— Куда взять? На кражу? — спросил Коля.

— Нет, возьмем его с собой, когда будем уходить.

— Коля! — сказал Валерий. — Разведчики ничего не крадут! Они добывают информацию!

— Да ладно! Ты мне еще расскажи разницу между разведчиком и шпионом.

— Нужно сегодня же ночью достать документы и выйти из города, — сказал доктор.

— Извините, товарищи офицеры, — сказал Валера, — но хотя Станислав Викторович и старше меня по званию, руководить операцией буду я. Сегодня мы никуда не пойдем. В первую очередь всем надо выспаться, привести свои нервы в порядок, все тщательно продумать. Завтра днем мы со Станиславом Викторовичем пойдем и еще раз осмотрим вход в подземелье. Приготовим факелы. Говорите, катакомбы местами залиты водой? Нужно позаботиться о непромокаемой упаковке для документов. И, наконец, доктору нужно переговорить с профессором Невельским. Все, не будем терять времени, сейчас всем отдыхать!

Мы разошлись. Я вернулся в свой номер и, не раздеваясь, лег на кровать. Странно, но вернувшись в свой номер, я почувствовал облегчение, за время пребывания в клинике я привык к нему, и, хотя обстановка моего номера ничем не отличалась от других номеров, ощущение дома вдруг явилось мне. Спать не хотелось. Как я не пытался уснуть, ничего не получалось. Тогда я встал и направился в кафе. Я уже никогда не думал, что снова увижу ее, эту женщину в красном. Она, как и прежде, тихо пройдя через все кафе, села за мой столик. Но что-то было не так, я сразу даже не понял, что изменилось. Прежде она садилась молча, будто меня и не было, а сейчас она посмотрела на меня и тихо спросила: «Не возражаете, если я присяду?» Понял я это не сразу, а лишь после того, как ответил. Я был поражен так, как если бы вдруг заговорила статуя, я, наверное, понимаю теперь состояние Дон Жуана, когда тот увидел каменную статую командора, принявшую его приглашение.

Когда состояние оцепенения прошло, и ко мне вернулась способность соображать, меж нами завязался разговор. Я рассказал ей свою историю, умолчав о видении, преследовавшем меня, слишком похожа она была на ту женщину, что впервые взглянула в мои глаза через забрызганное дождем стекло. Как оказалось, ей тоже довелось пережить авиационную катастрофу. Она была стюардессой, ей одной удалось остаться в живых.

Самолет прибыл из заграничного рейса, и направлялся на авиазавод для производства плановых регламентных работ. Пассажиров в том рейсе не было, из стюардесс летела только она. На взлете, после уборки механизации крыла 18 18 Механизация крыла — закрылки, предкрылки, уменьшающие посадочную и взлетную скорость. , стабилизатор вместо того, чтобы переложиться к нулю, стал на кабрирование 19 19 Кабрирование — положение самолета при наборе высоты. , самолет задрал нос, свалился на крыло, потерял скорость и упал. Что-то отказало в автоматике управления, пилоты уже ничего не смогли сделать.

— Когда самолет только начал падать на крыло, я еще ничего не поняла, — рассказывала она. — Только подумала, что слишком рано они начали разворот, и голос командира, спокойный такой, ровный: «Анечка, пристегнись, мы падаем». Представляете, они уже знали, что самолет падает, и что сделать уже ничего нельзя, а голос ровный такой, спокойный, будто бы мы на посадку заходим.

— Он не хотел Вас пугать, панический страх парализует.

— Да, теперь я это понимаю, они знали, что у меня во втором салоне есть шанс выжить, я пристегнулась, это меня и спасло. А потом я потеряла сознание, когда очнулась, все вокруг горело, и я никак не могла выбраться из самолета. Я кричала, молила о спасении. Это был ужас! Ужас! Хотелось жить! А вокруг огонь, огонь! Потом спасатели подоспели и вытащили меня.

Она прикрыла лицо рукой, опустив голову вниз.

— Успокойтесь, все уже позади, — сказал я.

— Да, конечно, но я только недавно смогла разговаривать, до этого я молчала, там, в самолете погиб мой муж, он был штурманом. Обычно мы не летали вместе, в одном экипаже, а тут…

Она вновь смотрела куда-то вдаль, сквозь меня, как в первый раз, но слезинка, застывшая на ее щеке, напомнила мне образ той женщины, явившей в ненастной осенней ночи. Я хотел спросить, не она ли это была, но не знал как. И вдруг где-то в моем воображении, возникло видение той самой женщины, Она молила меня взглядом не говорить ничего о ней той, другой, сидящей напротив. И я промолчал. Я молчал, и смотрел на ту, что сидела напротив меня; неуловимый, печальный образ моих видений растаял в вечерней мгле.