Михаил Любовской - Спираль Миров.Трилогия

Этим же вечером позвонил Ройзман и пригласил в свой офис.

— Это вы их так за царапину?

— И за неё тоже.

— А я ведь предупреждал Романа Николаевича насчёт вас. Жаль, не захотел слушать. Не будем говорить о нём плохо.

— Вы уже…

— Ну что вы, у нас столько на дорогах неумелых водителей, даже страшно становится выходить на улицу, а ваша собственность здесь. — он открыл сейф и достал помятую коробку. — Не хотите что-нибудь отдать?

— Да берите всё.

— Но здесь… — он сначала опешил, но потом быстро сориентировался. — Это уже оптовая поставка и сами понимаете — цена ниже.

— Согласен.

— Боже мой, я второй раз вас вижу и второй раз удивляюсь. Молодой человек…да, я знаю ваш возраст, но иначе не могу. Нельзя так относиться к величайшему изобретению человечества. Впрочем, у каждого свои тараканы. Половину я отдаю сейчас, остальную завтра в это же время. Хорошо? Отлично. — он с жалостью во взгляде наблюдал, как я распихиваю двенадцать пачек иностранной валюты по карманам пятнистой формы. Проводил до дверей и посоветовал принести завтра хотя бы пластиковый пакет.

Остальные два дня, отведённые Винсахом, прошли как на иголках. Я отвлёкся только на поездку за остатком суммы и превратился в человека, российского среднего класса, с 250 тысячами евро на руках. Покидал пачки в рюкзак и отправился навстречу надежде, что бог или кто он там на самом деле, выполнил своё обещание.

Винсах провёл меня в место, где материальными ощущались только плоскость пола и платформа с телами, всё остальное плыло, перемещалось и меняло форму.

— Это темпоральная камера. Здесь можно установить время с любым знаком, — пояснил он и, глядя на моё лицо, продолжил. — Сергей Сергеевич, давай без траурного выражения, кому, как не тебе известно, что главное не снаружи. Забирай тело и вдохни в него жизнь, а я сделаю всё остальное.

— Тебе легко говорить, с высоты своего положения.

— Ошибаешься, мой друг. Иногда бывает так, что никакого 'винсаха' рядом не оказывается. Иди, пора заняться делом и не забудь перед этим снять генератор.

Я бережно уложил тело на чёрный пол, мысленно перекрестился и, аккуратно сняв медальон, резко вдавил ладонь в его грудь. Через пару мгновений дрогнули веки и кожа начала наливаться чернотой, по её поверхности побежали золотистые змейки, формируя рисунок будущей защиты. Впервые обратил внимание, что сам процесс начинается изнутри, словно за молочным стеклом грозовой тучей набухает темнота. Оставалось только ждать и радоваться, что наш сын будет жить.

Он открыл глаза, непонимающе поморгал, видимо ничего не прояснилось, и тогда потёр их кулаками. Чтобы ребёнок не страдал, пришлось дёрнуть его за ногу и вынудить опустить взгляд. Судя по мимике губ, было произнесено слово 'батя'. Я поднялся и махнул рукой, приглашая за собой к ближайшему переходу — Артёму нужно немного адаптироваться перед возвращением домой.

Мы сидели на высокой скале, выдающейся большим уступом в океан. Снизу бил мощный прибой, но большое расстояние до воды скрадывало мерный шум.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально вроде, — Артём с интересом разглядывал новое тело.

— Ничего не болит?

— Нет, — он прислушался к себе. — Чувствую какую-то лёгкость; хочется вскочить и рвануть куда-нибудь.

— Ну, так рвани, в чём дело?

— Куда? Одна вода и сплошной лес на берегу.

— Тогда просто сидим и наслаждаемся природой.

— Бать, а где моя одежда и почему я чёрный?

— Одежда запачкалась, когда ранили, а чёрный…так родители твои такие. Я вот ещё у матери спрошу, почему ты родился белый.

— Бать, ну хватит прикалываться, я серьёзно.

— Серьёзно так серьёзно — ранение было слишком тяжёлое, пришлось просить помощи у очень могущественного товарища. Он сделал новое тело и ты вновь родился, как семнадцать лет назад.

— Круто. А мама знает?

— Нет, но когда это произойдёт, нам так будет круто, что мало не покажется.

— А мы не скажем, будем молчать как партизаны.

— На себя посмотри — партизан африканский.

— Да — а-а, — Артём посмотрел на руки и пошевелил пальцами, — Пипец котятам.

— Сделаем следующее — я быстренько сгоняю домой и принесу одежду, а ты подождёшь у перехода, ну а потом… — я представил себе лица женщин, — потом будем терпеть и выслушивать, как не надо себя вести.

Девчонки, а никак иначе нельзя было назвать троих сереброволосых красавиц, сидящих в удобных плетёных креслах вокруг изящного столика на центральной ножке. Мы даже залюбовались такой картиной, но идиллия быстро закончилась. Первой гостей заметила Нарейса, она не вскочила, как обычно делала раньше, а степенно поднялась, придерживая уже заметную выпуклость под лёгким платьем. Она присмотрелась к Артёму и в испуге прикрыла рот рукой. Глядя на неё, заволновались и другие женщины. Мы поспешили навстречу, не желая усугублять ситуацию ещё больше. Ну а дальше, между потоками слёз, причитаний и обвинений мы получили сполна и по самое 'не могу' за своё безответственное поведение. Кроме как кивать и соглашаться — других вариантов не было. Когда все успокоились, Вера наконец спросила: