Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]

— Что вы, Сэм!.. Деликатней вас я не встречал человека. Хотите еще чашку?

Поблагодарив Мигли в самых изысканных выражениях, я от предложенного не отказался, но тут раздался звонок, призывающий меня в лабораторию.

Добби встретил меня так, как будто ничего не случилось.

— Доброе утро, Сэм. Готовьте мазки из пробирок тринадцать-двадцать девять. Потом разлейте спирт по колбам.

Он указал на длинный ряд склянок, стоявших на столе и наполненных какими-то сушеными ягодами.

— Слушаю, сэр.

— Какой у вас мрачный вид, Сэм, — заметил Добби, когда я взялся за бидон со спиртом. — Брови сдвинуты. Посмотрите на себя.

Какова насмешка! Я вздрогнул от негодования.

— Сэр Добби, в контракте не написано, что вы можете издеваться надо мною…

— Что такое? — Добби спокойно стоял посредине лаборатории. Голос его был жестким и ясным. — Что такое? Я жалею вас, а не издеваюсь. Я хочу помочь вам.

— Помочь?

— Да. Вы помните, как вы вчера бесились? И вы, Сэм… Возьмите в шкафу зеркало и посмотрите.

— Кажется, в этом доме не полагается зеркал, — угрюмо заметил я.

Добби нахмурился.

— С чего вы взяли? Берите зеркало. Оно в шкафу.

Подавляя волнение, я раскрыл шкаф. На полке среди футляров и склянок лежало хорошее ручное зеркало.

Какое у меня заспанное небритое лицо! Странное, чужое лицо! Это не я!

Зеркало выпало из моих рук и раскололось.

— Какой неловкий! — с досадой сказал Добби, поднимая осколки.

— Что со мной? — в страхе прошептал я, ощупывая свое лицо. — Проказа?

Добби взял меня за плечи и силой усадил на табурет.

— Плаксивый мальчишка! Трус, которого я считал смельчаком! Не хнычьте!

— Расскажите, что произошло здесь со мною? — сухо произнес я.

Добби усмехнулся.

— Какие у вас, Сэм, ненавидящие и непонимающие глаза. Постарайтесь понять, что я скажу, и вам станет неловко за ваше недоброжелательство… Хм… Хм… Здесь с вами не произошло ровно ничего плохого… Но вы жили в Бирме, держали в руках джирр и заразились от них так называемой «болезнью пигмеев». Это очень ядовитый вирус, дающий изменения в тканях организма. Известно, что некоторые виды джирр служат переносчиком этого вируса.

Вне себя я вскочил с табурета.

— Я не верю вам! Мильройс понимал в змеях больше вашего! И что-то я не слыхал от него, чтобы джирры передавали вирус. Надо послать ему телеграмму в Рангун, спросить его… Он знает вирусы лучше вас. Он настоящий ученый, мой добрый Мильройс…

Добби покачал головою.

— Ах, Сэм, разве я не знаю всех, кто занимался или занимается вирусами? Давайте запросим Мильройса, но он ответит то же самое. Пути передачи вирусов многообразны. Их надо еще долго изучать. Вот где возможны интересные открытия. Об одном таком я расскажу. Оно касается вас…

В знак согласия я низко опустил голову и сел на табуретку.

— Когда-то очень давно, — начал Добби, — у меня был молодой друг. Теперь его нет на свете. Его постигло несчастье. Познакомился я с ним… в Бербере. Есть такой порт в нашем Сомали. Знаете, в Африке? Его всегда влекло к путешествиям. В юности он заботился не только о месте под солнцем и не только о куске хлеба. Голова тоже требует пищи. Ум развивается от чтения хороших книг. Друг мой часто голодал, но жадно читал все, что касалось животных и растений. Ему хотелось сделаться ученым. Он скопил денег и отправился в Центральную Америку. Вот на пути туда мы и познакомились.

«Я хочу, — говорил он мне, — сделать какое-нибудь выдающееся географическое открытие. Как эта мысль мучает меня, если бы вы только знали, мистер Добби!» Но что я мог ответить ему? Что надо честно работать? Что открытия не делаются случайно? Что и географу-путешественнику надо быть готовым на подвиг?

В Центральную Африку сам я ехал достаточно подготовленным и с определенной целью — поискать интересные растительные вирусы. С молодым человеком я особенно подружился, когда мы добирались до Харара. Мы решили двигаться и дальше вместе. В столице Абиссинии Аддис-Абебе мы объединили наши небольшие караваны и тронулись на запад.

Через перевал Брнг мы дошли до плоскогорья Угого. Население там очень низкорослое, живет в тростниковых хижинах, в вечном страхе перед дикими зверями, а еще больше перед местными предпринимателями, которые заставляют их рыть по руслам пересохших речек золотоносный песок. Мы с другом жили в тесной деревенской хижине, дожидаясь конца неприятной дождливой тропической зимы.

Нельзя сказать, чтобы окрестности Угого были живописны. Небольшие рощи пандусов казались оазисами среди необозримых пространств, поросших диким кустарником. Поля около деревни — не помню сейчас ее названия — были скудны и тощи. К маису пигмеи Угого примешивали растертые оранжевые ягоды с кустарников, стряпали из этого месива толстые лепешки и жарили их на раскаленных угольях. Это была основная еда пигмеев. Примерно такую же картину на пути мы наблюдали и в Уганде. Но Уганда восточнее Угого, ближе к морю. В Уганде людям иногда удается отведать свежего мяса буйволов и привозных консервов. А Угого — проклятое местечко. Ничего интересного для меня там не оказалось, и мы оба уже думали об обратном пути. Мы хотели идти на север, добраться до истоков Нила и Вадели, спуститься вниз к Асуану и распрощаться с Африкой в Каире.