Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]

— Защищайтесь, но вам не удастся выпрыгнуть, мой друг.

Я налил воды из графина и выпил целый стакан. Спокойствие пришло сразу, так же как и внезапное озарение.

Будто блестящая молния, вдруг прорезала мою голову мысль, настолько простая, что я удивился, как она не явилась мне раньше.

Суда я дожидался месяца полтора. Особенное тюремное отупение во мне вызывала обязательная работа арестантов. Мы переплетали молитвенники. С тех пор тисненное золотом изображение ангела с пальмовой ветвью и надпись «Осанна в вышних» вызывают у меня буйный приступ бешенства.

Раз на прогулке кто-то из арестантов сунул мне в руку записку: «Карнеро, если понадобится моя помощь, готов к услугам. Бигден».

Я терзал записку в потной ладони до тех пор, пока бумага не превратилась в труху, и ничего на нее не ответил.

По ночам я плохо спал. Мысли неотступно мучили меня. Против меня выступал самый страшный враг, какого только знает человек, — предубеждение. Его можно поразить лишь ударом, столь же неожиданным, сколь и острым. На приступ надо идти только с полной уверенностью в победе.

Накануне суда тюремный надзиратель Джигс, бритый гигант с мясистыми оттопыренными ушами, милостиво разрешил мне после обеда поваляться на койке, что я и сделал, задрав ноги выше головы.

— Завтра тебе придется пошевелить мозгами, парень, — сочувственно посмотрел на меня Джигс. — Сдается мне, что ты попал, как заяц в капкан, поставленный на волка. Да и вид у тебя не такой, чтобы ты мог искрошить на своем веку дюжины две людей. Не вздумай завтра бежать, когда тебя будут высаживать из тюремного авто. Я знаю, недавно на дворе один из девятой камеры передал тебе записку от Бигдена, и ты ничего на нее не ответил.

— Если вы можете, то скажите, дорогой Джигс, неизвестному мне Бигдену, чтобы он оставил меня в покое. Пусть все оставят меня в покое.

Я задрал ноги еще выше и притворился спящим.

Джигс вышел, а я использовал последние часы, чтобы повторить в уме все те слова, которые я завтра скажу на суде.

Когда меня вводили в зал суда, я ожидал увидеть что-нибудь грандиозное и потрясающее. Но все было по-будничному деловито в этой большой комнате, где собралось не больше сотни людей, считая и публику, интересующуюся, под каким соусом изжарят меня на электрическом стуле.

Мне очень понравился судья, похожий на нашего эшуорфского Иеремию, плотный, розовый, но несколько вялый, как будто он только что сытно позавтракал. Лица присяжных, сидевших на стульях против меня, слились в одно пятно, и я не могу сейчас припомнить ни одного из них. Прокурор казался крошечным, когда сидел за своим столом, склонившись над знакомыми мне томами «Дела Карнеро». Но когда он выпрямился, чтобы встать и сказать судье: «О да», то оказалось, что это чрезвычайно длинный и худой джентльмен и что у него в манжетах золотые запонки.

Я готовился к самому худшему: что на меня взвалят все преступления проклятого Карнеро и какой-нибудь падре Игнациус действительно признает меня за южноамериканского бандита, не говоря уже о прелестной Мерседес, получившей от меня пятьдесят пезо.

Но судья и присяжные не были склонны углубляться в историю преступления Карнеро. Их интересовало убийство доктора Рольса. Поэтому только описание всего, что было обнаружено дель Аронзо в доме Рольса, вызвало некоторое оживление и у присяжных и среди публики.

Председатель лениво позвонил в ручной колокольчик и, слегка выпятив губы, произнес:

— Тише в ложе печати!

В углу, за небольшой загородкой, сидели двое с блокнотами в руках. Это и была ложа печати. Один журналист делал в блокноте пометки, а второй с наслаждением жевал резинку и скрипел стулом на весь зал.

Меня не интересовал Карнеро. Я занялся чисткой ногтей, выражая этим полнейшее равнодушие к секретарю суда, который быстро читал обвинительный акт.

— Подсудимый, вы, кажется, оглохли?.. — раздался, наконец, голос судьи.

— Нет, господин судья, — ответил я, вставая.

— Признаете себя виновным?

— Простите, господин судья, — произнес я с максимальной вежливостью и достоинством. — Раньше, чем ответить на ваш вопрос, прошу суд занести в протокол следующее мое заявление. Меня зовут Самюэль Пингль, родом я из Эшуорфа. Никогда я не был знаком с покойным доктором Рольсом, никогда не служил у него. Никаких преступлений в жизни не совершал…

— Отвечайте прямо на мой вопрос, — жестко сказал судья.