Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]

— Вы, кажется, в хороших отношениях с чумой, мистер Мильройс?

Биолог задумчиво посмотрел на кончики своих пальцев.

— В здешних краях встречается два вида чумы. Одна называется «ваба» и косит всех без разбора; от нее умирают быстро. Другая — «мари». Она протекает медленнее… Почему вы не едите, Пингль?

Кусок сандвича не лез мне в горло. Слова Мильройса бросали меня то в жар, то в озноб. Усилием воли я старался успокоиться. Ведь вот человек передо мной говорит о чуме совершенно спокойно.

— Теперь слушайте внимательно, Пингль. Я много лет изучаю чуму и уже давно привил себе противоядие, которое делает меня неуязвимым и против вабы и против мари. Услуга за услугу. Мне хочется помочь вам. Но сейчас со мной только противоядие против вабы. Если вы еще не заразились ею, то можно надеяться, что после прививки она не посмеет вас тронуть. Если же сейчас вокруг нас мари, то… — Мильройс пытливо посмотрел на меня, — то наука бессильна помочь вам.

— Значит, и против вабы не наверняка? — прошептал я. — Но, мистер Мильройс, мне очень хочется жить…

— Дайте мне вашу руку, Пингль, и отвернитесь. Не смотрите, что я буду делать, — сказал Мильройс.

Через минуту я почувствовал укол в левое предплечье и услышал вопрос биолога:

— Ну как, Пингль?

— Очень приятно, — пробормотал я, чувствуя странное раздражение.

— Не лихорадит?

— Нет, нет, — шептал я. Зубы мои стучали сами собою, а челюсти сводило неприятной судорогой. Мильройс взял меня за руку и пощупал пульс.

— Встряхнитесь, Пингль. Это небольшое нервное возбуждение скоро пройдет. Давайте я вам помогу передвинуться, чтобы сесть удобней…

Мы пересели на камни под деревья.

— Пойду на разведку, — сказал Мильройс. — А вы постарайтесь быть спокойным.

Я обрадовался, когда он ушел. Этот говорун раздражал меня.

Поднялась багровая луна. За дальними кустами завывали шакалы. С другого края поляны, у опушки леса, слышались свистки и оклики солдат. Раздалось несколько раскатистых выстрелов. Неужели Мильройса убили около желтых флажков? Вероятно, он хотел убежать из этого очага смерти.

Позже на фоне бледно-синего предутреннего неба появилась фигура склонившегося надо мной китайца, который пытливо смотрел на меня. Потом китаец исчез, и мне приветливо улыбнулся мистер Уолсон.

Я открыл глаза, передо мной стоял Мильройс и спрашивал меня:

— Вы не кашляете, Пингль? Это хорошо. Если захочется кашлять, то ложитесь лицом вниз. Так будет легче.

Луна багровела на верхушках сумрачного леса. Бесстрастную тишину тропической ночи нарушали кашель больных и редкие выстрелы.

Мильройс прислушался.

— Они уже прикончили всех собак и убили одну женщину. Теперь стреляют на всякий случай. Меня они знают. Но все-таки, наверное, опасаются, что мы будем пытаться уйти отсюда. Конечно, с нашей стороны было бы нехорошо бежать. Зачем делиться с посторонними возмездием, которое заслужено только нами?

Эти слова взбесили меня.

— Я не заслужил никакого возмездия. Говорите только за себя. Если хотите знать, мистер Мильройс, я ни за что не уехал бы из дому. Но надо жить…

Солнце взошло. Меня мучила адская жажда. Запас воды в наших флягах был давно выпит. Вода в хижинах была заражена, а чистый колодец находился за желтыми флажками. Мильройс сказал:

— Если вы наглотаетесь пыли, будет плохо. Надо дышать медленно и только носом. Это предохраняет…

Он надел мне на нос и рот марлевую маску. Мне было все равно, и я позволил завязать концы марли у себя на затылке.

Камни накаливались на солнце. Мы сидели у покосившегося забора и молчали, осторожно втягивая ноздрями терпкий воздух. К нашему счастью, ветра не было. По забору суетливо ползали усатые серые букашки, похожие на моль. Юркие ящерицы замирали на горячих камнях и беззаботно мигали своими бисерными глазками. Они были счастливы под солнцем. Чума не тронет эту мелочь вселенной.

— Надо бороться с истощением организма, — произнес Мильройс.

Словно сквозь туман я увидел, как он ловко накрыл ладонью одну из ящериц, поймал ее и съел. Подкрепившись, стал еще разговорчивее:

— В Набухатре девятнадцать хижин. В одиннадцати, кажется, все уже умерли.

День тянулся бесконечно. Безмолвие, неумолимое, как судьба, опускалось на это проклятое затерянное селение медленно и властно. Кашель в хижинах постепенно замирал. Мильройс ушел посмотреть, что делается в деревне. Я не верил в его прививки и думал, что он там и свалится. Но он вернулся.