Андрей Неклюдов - Земля Обручева, или Невероятные приключения Димы Ручейкова [litres]

Герасим рассмеялся веселым смехом:

– Шутить изволите! Сколь река несет песка и всякого иного? Крошки! А каковы горы?! – вскинул он руки к окружавшим их утесам. – Да это все одно, что Давид против Голиафа [56].

Владимир Афанасьевич и Димка переглянулись: они-то понимали друг друга. Было ясно, что этого доброго, но темного человека вряд ли получится переубедить.

– Да, – проговорил Обручев, задумчиво кивая головой. – Конечно, это нелегко воспринять – миллионы лет медленных процессов. Тем не менее все имеет свое начало и свой предел. Когда-то и Земли нашей не было, не то что гор, – улыбнулся он рабочему.

– Это мы понимаем, – согласился тот. – Пока Бог не сотворил мир, ничего и не было, одна тьма кромешная.

– Ладно, тьма кромешная, – грустно усмехнулся ученый. – Пора нам двигаться дальше. Лень на ремень, а ремень на плечи! Заливайте костер и пойдемте.

И снова они брели по ручью, по клацающей гальке. Геолог останавливался и стучал молотком по каменным уступам. Иногда он брал образец, который Димка заворачивал в бумагу и запихивал в свою торбу.

К вечеру ущелье еще больше сузилось, а стенки его стали ниже. Дно здесь было завалено крупными глыбами, с которых маленькими водопадиками сбегала вода. Приходилось карабкаться по этим завалам. Местами ручей и вовсе исчезал. И только по гулкому журчанию и бульканью можно было догадаться, что он течет где-то под камнями.

– Вот она, интрузия, – стукнул Владимир Афанасьевич молотком по одной из глыб. – Помните разговор о них?

– Это всего-то? – удивился Димка.

– Да нет же! – устало рассмеялся Обручев. – Все эти глыбы и эти ближайшие, полагаю, скалы – все это гранитная [57] Грани́т – интрузивная горная порода, розовая или серая, состоящая в основном из полевого шпата, кварца и слюды. интрузия, вскрытая эро́зией, то бишь разрушительными силами. Эрозия, как врач со скальпелем, вскрывает внутренности земли.

– Нешто живая она, земля-то эта? – хмыкнул Герасим.

– А кто ее знает? Может, и живая, – серьезно отвечал геолог.

Рабочий только покачал головой, как бы говоря: «Мудрите вы всё, господа ученые».

Еще через какое-то время Обручев остановился и огляделся по сторонам.

– Надо ставить бивак, коллеги. Иначе, боюсь, выше не будет дров.

Димка и Герасим тоже огляделись. Дров и тут почти не было, лишь редкие, чахлые кустики ивняка торчали под обрывами да на склонах виднелись кое-где хвосты кедрача.

Все трое выбрались из ущелья на склон и скоро отыскали на его перегибе площадку поровнее. Отсюда открывалась широкая панорама. Петляла далеко у подножий речка, и точно языки сползали к ней с противоположного хребта отроги, поросшие лесом. Низкая облачность скрывала макушки самых высоких гор. Что Димке особенно понравилось – это то, что здесь, на высоте, не было ни комаров, ни мошки.

За водой Димке пришлось опять лезть в ущелье и ковылять по нему вниз – туда, где вода выбивалась из-под камней.

После ужина, пока не совсем стемнело, Обручев решил осмотреть склон и скалистые гребни на нем. Димке поручили собрать побольше дров и наломать лапника на подстилку в палатку. Герасим же со своей берданкой направился к вершинам.

Уже в сумерках, когда Владимир Афанасьевич и Димка сидели у костра и беседовали о геологии, где-то в отдалении громыхнул выстрел. Эхо прокатилось по распадкам и ущельям. Казалось, горы заворчали, потревоженные.

– Небось Герасим добыл зверя, – высказался Обру-чев. – Он хороший охотник, попусту стрелять не станет. И вообще – надежный спутник, проверенный.

Димка немного позавидовал этому богатырю. Как бы он был счастлив, если бы и его, Димку, великий Обручев назвал своим надежным спутником.

Примерно через полчаса, уже в полной темноте, к костру подошел странно сгорбленный Герасим. На могучих плечах его громоздилось что-то серое, похожее на мешок. С мешка этого свисали ворсистые ноги с черными копытами.

– Барана стрелил, – прохрипел охотник и с облегчением свалил тушу с плеч.

Димку поразили рога – толстые, завернутые кольцом, остриями вперед. Недаром существует поговорка: «скрутить в бараний рог».

«И как они таскают на голове такую тяжесть? – подумал мальчишка про диких баранов, осторожно приподнимая рога над землей. – Можно ведь и шею вывихнуть».

Выпуклые глаза животного были открыты, в них мерцали отблески костра, но прилипшие к ним мусоринки и мелкие камешки говорили о том, что глаза эти неживые. Мальчишке стало жалко этого сильного, судя по мощным рогам, зверя.